Пейзаж с наводнением

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.Только в уборную — и сразу же возвращайся.О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.Потому что пространство сделано из коридораи кончается счетчиком. А если войдет живаямилка, пасть разевая, выгони не раздевая.Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.Что интересней на свете стены и стула?Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссановув пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.Ты написал много букв; еще одна будет лишней.Не выходи из комнаты. О, пускай только комнатадогадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнитоэрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.1970(?)

Песня о Красном Свитере

Владимиру Уфлянду

В потетеле английской красной шерсти яне бздюм крещенских холодов нашествия,и будущее за Шексной, за Воркслоютеперь мне видится одетым в вещь заморскую.Я думаю: обзаведись валютою,мы одолели бы природу лютую.Я вижу гордые строенья с ванными,

заполненными до краев славянами,и тучи с птицами, с пропеллером скрещенными,чтобы не связываться зря с крещеными,чьи нравы строгие и рук в лицо сованиесмягчает тайное голосование.Там в клубе, на ночь глядя, одноразовыйперекрывается баян пластинкой джазовой,и девки щурятся там, отдышался чтобы я,дырявый от расстрелов воздух штопая.Там днем ученые снимают пенку с опытов,И Файбишенко там горит звездой, и Рокотов,зане от них пошла доходов астрономия,

и там пылюсь на каждой полке в каждом доме я.Вот, думаю, во что все это выльется.Но если вдруг начнет хромать кириллицаот сильного избытка вещи фирменной,приникни, серафим, к устам и вырви мой,чтобы в широтах, грубой складкой схожих с робою,в которых Азию легко смешать с Европою,он трепыхался, поджидая басурманина,как флаг, оставшийся на льдине от Папанина.9(?) февраля 1970

Любовная песнь Иванова