Пекарь-некромант. Часть 2

Мамаша Нора выглядела спокойной и доброжелательной (и помятой – с отёками под глазами, царапинами на лице и руках). Вела себя, точно тётушка, решившая проведать любимого племянника. Не сыпала упрёками и угрозами. Лишь посетовала на то, что «собачки перестали её слушаться», хотя «тот паршивый торгаш» «нагло врал», что «подчинил собак навсегда». В ответ я пожал плечами.

Ответить мне было нечего: не знал я ни «торгаша», ничего не ведал и о загадочном «подчинении». Хотя мастер Потус несколько дней назад и пытался мне растолковать, как торговцы с Клифских островов продавали щенков волкодавов иностранцам. Но то ли старик сам плохо представлял процесс «подчинения» клифов новому хозяину, то ли я в тот день был усталым и неблагодарным слушателем…

Госпожа Белецкая не испугалась пройти в мой дом без своих «детишек» (те остались на улице – изобразили постовых у входа). Поднялась вслед за мной в гостиную, отметила «бедность» моего жилища – посочувствовала мне почти искренне (но я всё же уловил в её словах нотки злорадства). От чая Мамаша отказалась; вздрогнула, заметив на столе мелкие предметы, но совладала с паникой. Предложила сразу перейти «к делу».

Ещё утром я и представить не мог, что встреча с Мамашей Норой пройдёт в таком спокойном ключе. Но реальность порадовала: Белецкая не угрожала и не проклинала. И что ещё удивительнее – не потребовала никаких гарантий того, что я выполню свою часть уговора. Понимала, что не получит от меня расписку. А вот дарственную на трио клифских волкодавов не зажала.

К проверке законности полученного от Мамаши документа я привлёк и мэтра, и мастера Потуса. Оба заверили меня, что не увидели признаков подделки. Бельская заявила, что не намерена обманывать: живые клифы без «подчинения» для неё бесполезны. А их шкуры не годятся для выделки ковриков. Поведала, что для восстановления связующих заклинаний (выражалась она проще – нецензурно) следовало ехать в столицу.

Но поездка в Норвич не входила в планы Мамаши. Как и траты на оплату услуг столичного мага. К тому же, клифы уже не щенки – в мешке их не повезёшь. Сообщила: если я думал собак продать, то просчитался. Клифские волкодавы без «подчинения» опасны – так она полагала. Объявила, мило улыбнувшись, что порадуется в тот замечательный день, когда «пёсики» решат мною поужинать.

Старый пекарь, лучше знакомый с современными реалиями, сказал: дарственная на собак настоящая. Я не нашёл повода усомниться в его словах. Бегло осмотрел и составленные на незнакомом языке купчие – на каждого волкодава полагалась отдельная. Профессор Рогов составил перевод с клифского. Родословные собак оказались длинными и солидными. А вот клички ужасными. Новые имена клифов мне нравились больше.

Клифские волкодавы, словно почувствовав ответственность момента, не остались на улице – завалились в гостиной на свои лежаки из старой одежды. Но не изображали спящих. Приняв позу египетских сфинксов, они пристально следили за Белецкой. Оттопыривали уши – прислушивались к разговору. На очередную попытку Мамаши Норы отдать им приказ никак не отреагировали, даже не дрогнули.

Я бережно сложил стопкой документы, обернул их чистой тканью (пока не видел, чтобы в этом мире продавали папки для бумаг и прочие канцелярские принадлежности). Бережно уложил дары госпожи Белецкой в свой сейф-сундук рядом с собственными документами и мешочками с ценностями. А заодно забрал оттуда принесённый из дома Полушеной родни кошель. Извлёк из того обломок ложки.

В течение всего моего разговора с Мамашей Норой рогатый призрак изображал тень – не двигался с места, не безобразничал. Столовые приборы, блюдо с хлебом и медные монеты преспокойно лежали на столешнице. Хотя и заставляли Белецкую нервничать. Мамаша поглядывала на них, ожидая подвоха. Но полтергейст не осмелился проявить характер. Чем заслужил у меня ещё большее уважение.

«Нужно будет подобрать ему новое жилище, — сказал я. – Чтобы мужик там отвёл душу, выплеснул негатив. Он это заслужил. Ну а пока, мэтр, привязывай его снова к деревяшке. Действуй».

Полтергейст увидел в моей руке ложку – занервничал: мне почудилось, что его силуэт потерял чёткие очертания. Рогатый стал чуть темнее, чем постэнтического слепок личности бывшего владельца пекарни мастера Потуса, что стоял по мою правую руку и внимательно следил за эмоциями на лице нашей гостьи. Но призрак Полушиного предка сдержался: ни одна вещица на столе не дрогнула.

«Всё готово, юноша», — сообщил профессор Рогов.

Я уронил обломок ложки в кошель, затянул завязки, обмотал ими горловину потёртого мешочка – завязал узел. Рогатый исчез. Он будто бы был лишь световой проекцией; а проектор выключили. Я покосился на привидение старого пекаря. То никуда не делось. Мастер Потус слегка пошатывался, точно раскачивался, стоя на носочках. И продолжал помалкивать, что совсем на него не походило.

— Нам пора прощаться, госпожа Белецкая, — сказал я. – С вами было очень интересно разговаривать, но меня ждут дела в пекарне. Я рад, что вы ко мне заглянули. И счастлив, что между нами не осталось разногласий и затаённых обид.