Пехота-2. Збройники

Хороший РАВист важнее хорошего зампотыла. Бо хавку можно купить, форму — тоже, да и вообще, всё можно решить, кроме зброи и бэка. Хороший РАВист — он как племенная корова, потому что чаще всего слышит слово «роди». Роди мне шесть ящиков ВОГов. Роди живые стволы на «зушку», да и «зушку» тоже роди. Роди нормальные осколочные ОГ-9. И хоть через кесарево, но вывали хоть пяток М-113, которые не только вылетят с пусковой, но еще и долетят. А может, еще и попадут. И никого не волнует, где и как РАВист должен зачать, выносить и произвести на свет десять ящиков Б-32.

— Вот странное дело, — говорю я, поднимаясь. — Вот тебе все говорят «роди», «роди»… Так ты мальчик или девочка?

— Пошути мне еще, пошути… — бурчит Вова, выбираясь из-за шаткого складного стола. Стол скрипит, но не падает. — Пять ящиков дам. Во вторник на нараде подпишешь рапорт у комбата и мне сразу отдашь.

— А ты мне накладную?

— Я туда бланки возьму. Ты грузишь?

— Та я, я… Механ наш все равно потерялся на просторах РМТЗ…

Хороший РАВист — тяжелый РАВист. Хороший РАВист не строит тебе бюрократию, бо прекрасно знает, кто херней страдает, а кому реально надо. Хороший РАВист тяжело расстается с подкожными запасами, зато у него они всегда есть. Хороший РАВист — это подарок судьбы.

— Вова, а «стечкин» есть?

— Мартин, иди нахер.

Вечер

… Удивительно, но генераторы у нас взяли на ремонт. И даже задатка не выцыганили. Худой похмельный мужик тока выпросил «бульку» бензина «на пробувать», предусмотрительно захваченную Механом, и молча принял ящик тушенки «Наш горщик» в благодарность. Мы тихонько уехали, чтобы не спугнуть, и Механ, кажется, невероятно удивился, когда я без разговоров свернул к АТБ.

В АТБ мы ездили, потому что во всех остальных магазинах бухло можно было купить без проблем, а в АТБ — нет. С бухлом вообще бороться было тяжко, точнее, даже не с бухлом, а с аватаркой. Бо от цивилизованного «вживання» до «в хлам»… очень легко пройти эти несколько шагов в несколько рюмок, и далеко не все могли вовремя остановиться. С другой стороны… человек выпивал всю свою сознательную жизнь.

Вот, например, Шматко. Шматко полюбляет каждый вечер принять «сто пятьдесят». Ровно сто пятьдесят граммов, не больше и не меньше, я даже как-то замерял ради интереса. Шматко так делает последние четверть века, и его обрюзгший, но крепкий организм настолько к этому привык, что если лишить его этого ежевечернего жертвоприношения, то Шматко начинает меняться на глазах. Дуреть, творить херню и разлагать особовий склад, бо наш старшина имеет какой-то запредельный авторитет среди наших людей, он входит в «ядро роты» и на него всегда можно положиться. Надо сделать — он сделает. Надо достать еды — он пойдет и достанет, надо пойти стрелять — он пойдет и будет стрелять, даже невзирая на то, что ладонь после ранения запястья осколком, ну тогда, летом под Старогнатовкой, почти не работает. Шматко — незаменимый наблюдатель. Он не спит, он может смотреть часами, и все самое интересное, происходящее у сепаров, мы узнаем именно на его смене. Именно Шматко высчитал интервал, с которым почти ежедневно появляется на «Амонскладах» сепарская машина с их командирами, и за сколько секунд она проезжает от одной прогалины в зеленке до другой. «Впаял» машину ПТУРом Президент, а Шматко ходил довольный, бо «зробили».

Но Шматко — «вживает». И это ломает мою голову, и Васину тоже, потому что нельзя разрешить одному человеку пить, а другому — нет, правильно?

Пьют почти все, за исключением, пожалуй, Мастера и Дизеля. А, еще Ветер не пьет. Остальные — весьма не прочь, и когда ты понимаешь, что взрослым мужикам хоть иногда нужен алкоголь, а при этом все мы находимся на боевой позиции и с оружием и «несення служби та виконання бойових задач» никто не отменял, ты очень плотно задумываешься. Запретить полностью — значит добиться того, что отдельные личности будут исчезать с ВОПа, пешком доходить до маленького магазина на трассе напротив заправки «Параллель» и брать там столько дешевого бухла, сколько душа захочет. Или еще хуже — люди найдут торговцев самогоном и реализуют стандартную схему «таксист». Это когда по телефону набирают оборотистого местного, который на своей машине привозит как можно ближе к позициям тот же самый дерьмовый самогон, выгнанный из «говна и палок». И потом ты имеешь на позиции дорвавшихся после долгого перерыва, а поэтому «бухих в зюзю» людей, неспособных не то что нести службу, а даже стоять более-менее прямо.