Ощущение отверженности, ненужности, бессмысленности мало-помалу завладевало им. Он проводил часы на пирсе, вглядываясь в даль без особой цели. Бывало, мерещился ему на горизонте призрачный корабль, который они с Пелагеей и Юлианой как-то раз встретили в море. Корабль исчезал в дымке, и вместе с ним таяли остатки надежд.
Кю заболел. Ночами его изводила лихорадка, поутру он был бледен и вымотан. И врачи терялись в догадках: никто не мог определить, что это за болезнь и как её лечить.
Однажды, когда на город с моря наползли странные туманы, он снова выбрался на пирс. И спустя минуту-другую перед ним из марева соткался огромный корабль. Управлял судном Хмырь Болотный, Кю ни с кем бы его не спутал: жилистое тело, потёртая хламида в цветных заплатах, седые космы, глубокие глаза с прозеленью, моховая борода и широченная, во всё лицо, улыбка.
На корабле толпились Инычужи, не живые и не мёртвые, вольные сами выбирать свою судьбу.
— Ну, привет, — сказал Хмырь Болотный. Он выдвинул по направлению к пирсу узкий трап и сошёл по нему, чтобы остановиться напротив осеннего принца. — Видел я тебя уже много раз. Упёртый ты парень. Каждый день сюда приходишь, хоть и болен. У меня есть закрытая информация: твой недуг сведёт тебя в могилу. Ты скоро умрёшь. Может быть, даже завтра. Я могу обеспечить тебе счастливый финал.
— Из жалости? — спросил Кю.
— Не совсем. Свою выгоду я тоже получу. Но она ничто в сравнении с тем, что обретёшь ты, смертный.
— И в чём заключается ваша помощь?
— Ты ведь всегда мечтал жить вечно, не так ли? — начал издалека Болотный Хмырь. — Вечно жить и вечно быть с Пелагеей… Ой, ну не надо на меня так смотреть. Считывать мысли влюблённых для нас, нелюдей, пара пустяков. Так вот, я готов предложить сделку.
Кю слушал и не верил, что это происходит с ним взаправду.
— Ты можешь стать не живым и не мёртвым. Кем-то, похожим на Инычужей, что плывут сейчас со мной, — говорил меж тем капитан. — Я отвезу тебя в страну Жёлтых Полей, и ты всегда сможешь быть рядом с Пелагеей, не стесняя её и не показываясь на глаза её мужу. Но взамен… — Старик коварно помедлил. — Взамен тебе придётся отдать мне свою человечью суть. Я немного прошу. Сущую ерунду. И даже не думай искать здесь подвох. Его нет.
— Жизнь — зверь грустный и полосатый, — задумавшись, сказал Кю. — Белые полосы, чёрные… Кажется, чёрных полос нам отсыпали в избытке. У людей слишком много забот. Наша радость мимолётна, любовь недолговечна. Кроме того, я не знаю, где окажусь, когда придёт мой час. Не думаю, что мне нужно держаться за этот мир.
— Что ж, тогда договорились. По рукам, — расплылся в устрашающей улыбке Болотный Хмырь. — Поверь, тебе не придётся сожалеть о выборе. Инычужам доступно куда больше радости и тайн. Их минуют человеческие страдания. У них не бывает разбитого сердца. Да, они не живы и не мертвы. Но в этом их главное преимущество. Они могут принимать многочисленные ипостаси. Они могут быть всем.
— А зачем вам человечья суть? — полюбопытствовал Кю.
— Твоя уже угасает, — ответил капитан, — но даже её будет достаточно, чтобы зажечь в моей коллекции болотных огней ещё одну блуждающую обманку. Скоро я приплыву домой, проберусь к себе на болото и пополню коллекцию. Ты был очень необычным человеком, господин осенний принц. Твой огонёк будет сиять ярче других. Если начистоту, я бы тоже хотел, чтобы ты жил вечно. Поэтому и даю тебе такой шанс. Говорю же, не надо искать подводные камни. Я самый честный дух из всей нежити, какую ты можешь встретить.
— Тогда я спокоен, — усмехнулся Кю.
— Поднимайся по трапу, да смотри, не оступись. Как только взойдёшь на палубу, начнёшь меняться. Наше соглашение скрепит невидимая, но очень мощная печать. И назад дороги не будет.
Кю с трепетом шагнул на дощатый настил и увидел Инычужей. Мягкие, мохнатые, с длинными клювами, ушами, перьями, рогами — они смотрели на него сотней глаз, молча смотрели и ждали.
Болотный Хмырь поднялся следом и подтолкнул осеннего принца меж лопаток.
— Иди. Ты должен пройти по этому живому коридору до конца. Ничего не бойся, не оглядывайся. Старый ты уже остался за бортом.
Инычужи выстроились, создав проход, и Кю двинулся по нему в нерешительности. Каждое существо помечало его или пушистой лапой, или зазубренным хвостом, ухом, копытом, щупальцем, языком. Даром, что на зуб не попробовало. Некоторые лапы, прикасаясь к нему, резко темнели, образуя студенистое месиво. А затем отрывались и падали на палубу, растекаясь по ней чернильными лужами.
«Не бойся, — звучали в голове слова капитана. — Не оборачивайся».
Инычужи дотрагивались до него — и он менялся, терял себя, обретал себя, становился всё больше похожим на них. И нутро холодело, но отступить было невозможно.