Пелагий Британец

В специальных ящичках блистали греческие кольца с вделанными в них резными печатями. Головы богов, философов и полководцев застыли в торжественной процессии, словно бы двигавшейся к невидимому храму. Египетские мастера были великими искусниками в работе с золотой проволокой, сплетали из нее миниатюрных птиц и зверей. Римские кольца Марселина разделила на две группы. В одной были кольца с камнями животного происхождения — жемчуг, кораллы, слоновая кость, янтарь. В другой — все остальные. У нее было даже кольцо работы великого Аспасиоса, с изображением рукопожатия — таким кольцом купцы любили скреплять свои сделки.

Марселина была рада показать свою коллекцию зрителю, у которого глаза загорались восхищением, а не завистью. Она стала моей постоянной заказчицей. Это для нее я сделал золотое блюдо с изображением Даниила во рву со львами, которое было признано лучшей работой года в нашей коллегии.

Так что дела у меня шли превосходно. Я работал много и с увлечением, иногда оставался в мастерской за полночь. Однажды, почувствовав голод, я вышел в затихший дом, прошел на кухню, но, сколько ни шарил на полках, не смог найти ни лепешки, ни сыра, ни яйца, ни яблока. Рассерженный, я разбудил жену и спросил, где она вздумала прятать съестное. Она заплакала и призналась, что в доме вот уже второй день нет ни крошки. Что они вместе со служанкой обегали все лавки и базары, но смогли найти только две свеклы и головку латука, которые и были съедены за обедом. Что из-за войны начался настоящий голод, а я не хочу ничего замечать, спрятавшись среди своих наковален, резцов, печей, щипцов.

В ту ночь я словно очнулся.

Я припомнил, что видел и исхудавших людей на улице, и толпу нищих у нашей церкви, выраставшую день ото дня, и телегу с трупами бедняков, проезжавшую под нашими окнами чуть не каждое утро. Но такова наша способность глядеть и не видеть, слушать и не слышать, знать и не помнить. Не о ней ли предупреждал нас Иисус Христос, призывая всегда иметь чресла препоясанными и светильники горящими? Вот все кругом происходит по слову Его, сказанному на горе Елеонской: «Восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады и моры». А я, нерадивый раб, прячусь от зова Господина своего, цепляюсь за сокровища земные.

Пристыженный, я решил на следующий же день оставить на время свои ювелирные страсти и отправиться добывать хлеб насущный для себя и родных. У брата моего была ферма под Экланумом. Я знал, что он не откажется продать мне что-нибудь из своих запасов. Жена умоляла меня не ехать, рассказывала о бесчинствах разбойников на дорогах, о весенних разливах горных ручьев и речушек.

— Помнишь, как мой дядя погиб под оползнем три года назад? — взывала она. — Мы ведь так и не нашли его, поставили могильную плиту наугад, на краю обрыва.

Но меня уже было не удержать.

Взяв одного слугу, одну запасную лошадь и много пустых мешков, я выехал через восточные ворота Капуи, пообещав стражникам поделиться с ними своей добычей на обратном пути.

Расчет мой строился на том, чтобы поспеть к брату засветло. Будучи от рождения городским олухом, я воображал, что до захода солнца разбойники обязаны сидеть в своих пещерах и не высовывать носа. Еще я воображал, что у разбойников должны быть свирепые лица, заросшие щетиной, покрытые шрамами и клеймами. Конечно, завидев их издали, мы всегда успеем ускакать.

Наивный простофиля!

Я даже не попытался вглядеться в группу понурых крестьян с посохами в руках, бредущих нам навстречу по маргинесу. Заметил только, что шедшая впереди женщина несет ребенка в плетеной корзине.

Она-то и оказалась у них главной.

Едва мы поравнялись с ними, она шагнула на дорогу и поставила корзину с ребенком под копыта моего коня. Естественно, я натянул поводья изо всех сил.

— Ты что — обезумела?! — завопил я.

В то же мгновение смирные поселяне преобразились — скинули капюшоны и бросились на нас. Через минуту мы уже были стащены с лошадей и катались по земле, пытаясь увернуться от сыпавшихся ударов. Еще через несколько минут, избитые и полуголые, мы брели, привязанные арканом к моей лошади, на которой теперь восседала довольная успехом разбойница. Корзина с тряпочной куклой осталась на дороге.

Левый глаз у меня заплыл от удара, правый слезился от боли и стыда. Я с трудом различал перед собой голую спину моего слуги, покрытую кровоподтеками. Разбойники громко спорили о том, кому достанется мой дорожный плащ из миланского сукна.

Я пытался вспомнить истории о дорожных грабежах, ходившие по Капуе. Что делают с пленниками? Продают в рабство? Держат в ожидании выкупа? Бросают в старый колодец, чтобы не осталось следов?