Пеленг 307

Шум за спиной иссякал, переходя из гула в шорох... Потом стали раздаваться только отдельные шаги. И снова ожили обыкновенные звуки. Едва слышно зашелестели деревья, проклюнулся четкий стрекот кузнечиков, где-то в поселке глухо звякнула цепью и лениво брехнула собака. Пыль улеглась, открывая доверчиво голубоватое небо. И уже можно было различить слабые прожилки облаков. Оказалось, что сегодня был удивительный день — полный, весомый, и солнце было желтым. А в полдень оно было багровым и копченым, как будто висело не над степным городом, а над черными трубами «Генерала Багратиона», и я вспомнил, что, гоняясь за самосвалом «79-40», я вдруг решил, что и сегодня ночью будет ветер, а наша хата, вгрызшись в землю четырьмя углами, будет гудеть и дрожать, а мне опять станет жутко, и я выйду на улицу, чтобы узнать, откуда дует этот ветер. Мне представится, что он несет где-то в море Феликса, я увижу, как зарывается носом в пену «Коршун» и как Меньшенький наклоняет свою ушастую голову над дизелем, слушает и удовлетворенно жмурится: «П-порядок!»

В воротах незыблемо маячил вислопузый вахтер. Скрипел гравий под неторопливыми шагами последних рабочих. Я сидел перед ямой, усыпанной окурками, и ни о чем не думал.

— Ты что здесь делаешь? — громко прозвучал надо мной удивленный голос.

— Что? — глухо спросил я и обернулся.

— Сеня, как ты здесь?

Это была Валя. Я не заметил ее раньше. Она стояла совсем рядом.

«Ах да, — подумал я. — Она ведь еще ничего не знает. Я так и не смог ее повидать».

— Вожу бетон... Понимаешь? Я вожу бетон...

— Какой бетон? — Валя слегка наклонилась ко мне.

— Бетон, из которого ты лепишь эти чертовы трубы. — Я показал на бункера, мохнатые от опалубки. — Не хватает машин... Монтажники поджимают?

— Поджимают, — машинально согласилась она.

— То-то... Я давно не видел Павлика. Как Павлик? Ты была дома?

— Мне повезло. Сегодня обедали с ним вместе...

Я все еще сидел, дурацки улыбаясь, и глядел снизу в ее лицо. Мне было видно, что под распахнутой парусиновой курткой кофточка, которая издали всегда мне казалась белой, совсем не белая — на груди и на животе на ней были темные потеки и пятна — от пыли, пота и бетона, и пахла Валя бетоном и ветром. Наверно, там, на высоте, всегда ветер, как в море. И еще она немного пахла горьковатым запахом костра.

— Павлик у тети Лиды... Пойдем домой...

— Пойдем... Я возьму его завтра с собой. На один рейс только. Хорошо?

— Возьми. Идем пить чай. Ведь мы теперь сослуживцы. И никому никакого дела...

— Идем пить чай.

Мы пошли. Вахтер колыхнулся и закрыл за нами ворота...

5

Павлик щедро поливал мне на руки. Я подставлял ладони. Целый ковшик холодной, прозрачной и голубой воды умещался в моей пригоршне. Я осторожно подносил руки к самому рту и окунал лицо. Потом Павлик поливал мне на шею. Холодные, упругие капли скатывались за воротник рубашки. Холодными они были только до лопаток. Дальше они нагревались, и я их переставал ощущать. Еще входя, я заметил, что Павлик как будто изменился. Он посмотрел на меня с испугом и, мне показалось, сжался. Но я отнес это за счет своего вида: Павлик никогда не видел меня таким. Я снял с веревки, протянутой через кухню, жесткое застиранное полотенце и вытерся.

Валя помешивала ложкой в стакане. Я сел напротив нее, подвинул ей стакан. Вдруг Павлик неожиданно звонким и повзрослевшим голосом сказал:

— Мама, когда приедет мой папа? Папа мой когда приедет?

Валя опустила руки на скатерть и побледнела...

— Видишь ли, мальчик, — почти шепотом медленно выговорила она, — видишь ли, я давно хотела тебе сказать...

— Нет, ты скажи, ты скажи. — В голосе Павлика звучали злые слезы.

— Мама давно хотела тебе сказать, малыш, — вступил я, — что главное — уметь ждать. Он приедет. Я же рассказывал тебе о своем отце? Приехал же он...

— Тогда была война!

— У мужчин всегда много дел. Даже если нет войны, Павлик.

Он не дослушал, сорвался со стула и убежал в другую комнату. Наступило тяжелое молчание.

— Это тетя Лида, — сказала Валя. — Она хочет, чтобы я вышла замуж за ее племянника.

Я пошел к Павлику. Он сидел на подоконнике, поджав под себя ноги. Я стал рядом с ним и положил руку на его маленькое, упрямое плечо.

— Хорошо, Павлик... Надо быть честным. Тебе не нравится, что я прихожу к вам? — грустно спросил я. — Тебе не по нутру, что я, большой и. чужой, прихожу сюда, умываюсь, распиваю чай? Мне тоже было противно, когда ко мне в машинное отделение на траулере приходил кто-нибудь и вел себя как хозяин... — Я впервые заговорил с Павликом о море.

— Да нет же, Семен! — Павлик потянулся ко мне...