Пелевин Виктор

После банальной кончины (взорвали, козлы, в собственном «поршаке») Вован Каширский наконец очнулся. Он находился в странном тускло-сером пространстве, а под его ногами была ровная плита из темного камня, уходящая во все стороны, насколько хватало зрения. Сквозь туман светили далекие разноцветные огни, похожие на гирлянды Нового Арбата, но Вован не успел их рассмотреть. Вдалеке послышался тяжелый удар по камню, потом еще один, и он содрогнулся от ужаса.

«Янлован идет!» — понял он.

Наверняка что-то происходило и до того, как Вован пришел в себя, иначе откуда ему было бы знать про Янлована? Но он ничего не помнил. Янлован, между тем, показался из тумана. Он был огромен, как многоэтажный дом, и шел странно — не как люди, а поворачиваясь при каждом шаге на сто восемьдесят градусов. При этом он ни разу не повернулся к Вовану спиной, потому что спины и затылка у него не было, а была вторая грудь и второе лицо.

Если первое его лицо было бешено-беспощадным (Вован сразу вспомнил про одну гнилую разборку в Долгопрудном, на которую ну совсем не надо было ходить), то второе лицо было снисходительным и добрым, и, видя его, Вован уже ни о чем не вспоминал: хотелось просто бежать к Янловану и, захлебываясь слезами, жаловаться на жизнь (и в особенности смерть). Но шел Янлован быстро, и, поскольку в один момент Вовану хотелось кинуться от него прочь, а в другой, наоборот, изо всех сил побежать ему навстречу, он так и не стронулся с места, и очень скоро Янлован навис над ним, как Пизанская башня.

«Сейчас будет суд», — с оглушительной ясностью понял Вован. Но суд оказался простой и нестрашной процедурой — Вован даже не успел всерьез испугаться или хотя бы зажмуриться. В руках у Янлована появился странный предмет, похожий на гигантскую мухобойку. Описав широкую дугу, она взлетела вверх, и яростно-страшное лицо, которое было в тот момент повернуто к Вовану, открыло рот и громовым голосом произнесло приговор:

«Колдурас!»

Правда, это произошло не совсем так. На самом деле гневное лицо произнесло «Кол…», но Янлован повернулся на пятке, и доброе лицо закончило «…дурас». Получилось странное слово — «Колдурас». Но Вован не успел его осмыслить, потому что с небес упала гигантская мухобойка, ударила по его боку, и он понесся куда-то с такой скоростью, что мерцавшие сквозь туман огни превратились в разноцветные зигзаги и линии.

Вован упал на какой-то заброшенной улице, возле старой футбольной площадки. Был бы он жив, от такого удара немедленно отдал бы кому-нибудь Душу. Но, поскольку он был мертв, ничего не произошло, только было очень, очень больно. Его сразу окружили какие-то мелкие существа, не то карлики, не то дети. Схватив его за руки, они куда-то его потащили. По дороге они покатывались со смеху и приговаривали треснувшими голосами:

— Лучше колымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме! Лучше колымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме!

Вован тоже дико хохотал, слушая эту радиоприсказку, напоминавшую о счастливых земных днях. В эйфорической интонации, с которой провожатые произносили ее, чувствовалась уверенность, что дело происходит именно в Гондурасе. Хотя достаточно было посмотреть на трагически облезлую северную природу, чтобы в этом возникли серьезные сомнения. Тем более, что слово «Колдурас», составленное, как понял наконец Вован, из «Колымы» и «Гондураса», давало равные возможности для обеих интерпретаций.

Но задуматься над этим он опять не успел. Свита подтащила его к двери, над которой висела табличка «ЗАО РАЙ» (один из провожатых пояснил, что ЗАО — это не просто «закрытое акционерное общество», но и сокращенное «заоблачный»), и Вован благодарно подумал, что не зря носил тяжелую цепь с Гимнастом. Дверь за ним защелкнулась (общество ведь закрытое, догадался Вован), и он остался один в маленькой комнатке.

В ее центре стояла бронзовая сковорода, при первом взгляде на которую становилось ясно, что вещь эта невероятно древняя. На стене над ней висел такой же древний бронзовый термометр, принцип действия которого был непонятен — у него внутри зеленела какая-то спираль, а на циферблате была только одна отметка. На другой стене висела инструкция под названием «к сведению акционера», нагло пренебрегавшая правилами русского языка (даже буквы «ц» в слове «акционер» не было, а вместо нее стояла какая-то восточноевропейская «с» с галочкой).

То, что Вован прочел в инструкции, наполнило его унынием. Как выяснилось, ему надо было охлаждать эту бронзовую сковородку таким образом, чтобы стрелка ни в коем случае не зашкаливала за отметку на циферблате. Охлаждать ее можно было только обнаженными ягодицами, что объяснялось некой древней тайной и обычаем, о которых инструкция говорила уклончиво. В случае отказа Вована работать инструкция обещала такое, что Вован понял — работать он будет. Инструкция поясняла, что работу можно рассматривать как жертвенный подвиг во имя… (дальше шел длинный список; нужное предлагалось подчеркнуть кровью).