Пеликан. Месть замка Ратлин

– Ты сам назвался моим слугой перед капитаном, – продолжал Рене. – И я буду рад, если ты станешь другом.

– На что только люди не идут, чтобы сохранить свою шкуру, верно? – спросил Финтан, отступая назад и медленно поворачиваясь к Рене. – Ты-то точно должен понимать, что я не отступлю ни за что на свете. Они забрали все и дали взамен лишь право, мое святое право на отмщение. И кроме него, у меня ничего нет.

– У тебя есть твоя жизнь, – ответил граф. – Начни ей дорожить.

Финтан улыбнулся, как будто услышал самую смешную нелепицу в своей жизни, до того глупую, что несколько искренних смешков вырвались из груди. Он откинул голову назад и слепым отрешенным взглядом уставился на небо, тяжелое смурное небо. Опустив лицо, Финтан потер кулаком глаза, как если бы на них выступили слезы. Красно-рыжие волосы, растрепанные ветрами, бились под стремительными порывами.

– Нет у меня никакой жизни. Я утратил все, – произнес Макдонелл. – Стал ничтожной крысой, забился в щель и сжался, трясясь от страха и ужаса, вместо того, чтобы защищать свой дом. И теперь я проклят родной кровью, и я несу это бремя. Я не буду бежать, Рене. Не от тебя. Я увидел это еще тогда, в Данлюсе – ты единственная душа, в чьем сердце живо милосердие ко мне, к моей семье. И я буду рад, если ты согласишься быть моим судьей.

– Никогда! – резко отрезал Рене, выставляя руку вперед. – И мне не за что тебя судить, ты пока ничего не сделал, ты не разрушил еще своей души!

– Тут ты прав, граф, – рассмеялся Финтан, и его рот разошелся улыбкой, заставляющей содрогнуться. – Как я мог разрушить то, что было отнято, нет-нет, вырвано, оставляя после себя рану? Это не стихнет никогда, я это слышу каждый день, этот рев, вой, плач. Я не разрушил своей души – это сделали Дрейк и Норрейс.

– Но Норрейса тут нет, – сказал Рене. – Тут лишь его бастарды, и то непризнанные. Думаешь, старый генерал всплакнет о них? Око за око – и весь мир ослепнет!

Финтан откинул голову назад и снисходительно оглядел графа с ног до головы, скрестив руки на груди. После того он обернулся к морю, которое, если судить по притихшему прибою и присмиревшему ветру, подслушивало их с великим трепетом.

– Как бы я отчаянно ни молил о том Господа, мне никогда не превзойти той меры зла, которая обрушилась на мой род, – произнес Финтан. – Как мне ответить на пролитую кровь? Сотни. Сотни Макдонеллов. Все, что осталось во мне живого, – это жажда отмщения. Я никогда не отвечу им сполна – и не мне указывать Господу, кого возносить, а кого бросать гнить в холоде и мраке. Я никогда не причиню им ту же боль, какую причинили мне. Но я проклинаю каждый день Норрейса и его род, и я же сам исполню свой приговор.

– Нет, – холодно отрезал Рене. – Я этого не допущу.

Финтан удивился смелости графа и пожал плечами.

– Как я и говорил, ты станешь моим судьей, – повторил Финтан. – И я приму твою справедливость, какой бы она ни была. Вполне может быть, ты сейчас вернешься в крепость, и это будет наш последний разговор. Поэтому, мой милосердный судья, добрый вестник, у меня есть последняя просьба.

Рене глядел угрюмо, исподлобья. Голова коротко качнулась, позволяя продолжить.

– Если кэп вздернет меня на шкерте, прошу, приходите посмотреть, – и Финтан поклонился, положа руку на сердце.

– Я этого не допущу, – повторил Рене и ушел прочь, и не видел, какой усмешкой исказилось лицо собеседника.

– Еще есть время, – просто пожал плечами Финтан.

В крепости Плимута все приготовления шли своим чередом. Двое человек с непомерно длинными руками, закутанные в плешивые курточки, ждали у главных ворот, когда смогут переговорить с капитаном по поводу неустойки в жалованье. С сизыми носами, они крепче кутались от промозглого ветра, дожидаясь своего часа, зная, что капитан скоро придет – молодой слуга доложил, что мастер Дрейк сейчас занят. То было истинной правдой – Френсис сидел в своем кабинете и закинул за щеку щепотку ароматного табака. Напротив него сидел Джонни Норрейс, закинув ногу на ногу и покачивая ей.

– Ну что? – кивнул Френсис. – Угомонился?

Джонни прищурился и недовольно выдохнул, отводя взгляд.

– Мы еще в море не вышли, умерь-ка пыл, дружок, – произнес Дрейк.

– Еще бы вы встали на мою сторону, – пробормотал Джонни. – Ей-богу, надо было деньги ставить.

– Лучше бы и ставил, ублюдок, – Френсис грозно посмотрел в глаза Джонни.

Это слово было унизительным плевком в лицо. Парень терпел, стиснув зубы, и злостно сжимал кулаки. От напряжения выступили жилы, и Джонни резко выдохнул глухим рыком, замотал головой.

– Ты расскажешь моему отцу? – спросил Джонни, поднимая взгляд.

– Он еще не твой отец, – твердым голосом пресек Дрейк.

Джонни сорвался: громко ударил руками о стол, и их с капитаном взгляды встретились. Ноздри широко раздувались, и после первой вспышки гнева по всему телу пробежал холодок. Укоризненным взглядом капитан смотрел не мигая. Норрейс вдруг отдернул руки, как будто бы ладони уперлись не в дерево, а в раскаленные камни, на которых можно было бы готовить еду. Невозмутимый и твердый взгляд капитана указал на кресло.

– Сядь, – приказал Дрейк.