Слепой Гомер придумал (или просто пересказал), а тысячи зрячих потомков головы сломали, пытаясь понять, правда это или вымысел, вернее, насколько вымысел и зачем? Верили ли древние рассказам Гомера? Можно ли вообще им верить? Нашлось немало серьезных людей, и так и этак трактующих каждое слово, пытавшихся объяснить, кого можно назвать Циклопом, кто такие лотофаги, где жила Цирцея, а где нимфа Калипсо, как умудрился Одиссей на плотике в одиночку за девять дней пересечь Средиземное море, если сейчас этого не могут сделать и быстроходные яхты… И так далее.
«Одиссея» вся несуразна, в ней нельзя верить ни единому географическому указателю, кроме старта и финиша путешествия царя Итаки, причем старт «за компанию», а финиш во сне после пьянки. Десять лет знаменитый пират, знавший каждый клочок суши в Великой Зелени, все ветра и острова лучше собственного огорода, мотался по этой самой Зелени (Средиземному морю, как вы поняли), но не наткнулся ни на один ахейский или финикийский корабль, которых тогда в море было чуть меньше, чем сейчас рыбы, не попал ни на один знакомый остров. Напротив, любая суша оказывалась незнакомой и просто кишмя кишела опасностями, о которых он до путешествия и не подозревал! При этом все разговаривали на знакомом языке, словно были если не ахейцами, то уж точно выходцами из Эллады.
Заколдованное море?
Попробуем разобраться. Иногда полезно брать в руки географические карты и пытаться представить, что же не так в произведениях и что эти «не так» скрывают. Занятная штука получается.
Бывает смех. Бывает хохот (это когда смех уж очень громкий, неудержимый). А бывает гомерический хохот (мы бы сейчас сказали «дружное ржание»).
Как-то неуважительно по отношению к слепому классику — назвать его именем хохот, от которого болят животики. Классик серьезный, настоящий, проверенный веками, даже тысячелетиями, вещал на древнегреческом, который переводится соответствующе — гекзаметром. Смеяться над гекзаметром?
Но в жизни не бывает ничего невозможного. Гомера перевели высокопарным стихом, но гомерический хохот остался. Это подтверждает, что теория и практика не всегда совпадают. Неужели древние действительно смеялись над стихом Гомера?
Удивительно, но, скорее всего. да. И было над чем.
Дело в том, что приключения Одиссея — это барон Мюнхгаузен и капитан Врунгель в одном флаконе. Нам не понять, потому что мы не помним названий островов или мысов, не знаем, как долго нужно идти морем (плавают ведь только утки в луже и кое-что в проруби?) от одного причала до другого (зачем, если есть навигатор?), не представляем, что такое Нот или Эвр, где жила Цирцея или что означает само имя Одиссей…
А слушатели Гомера прекрасно знали, что Ливия и Лувия не одно и то же, одна в Африке, а другая в Малой Азии, что восточный ветер Эвр в отличие от южного Нота не может дуть долго, а Цирцея сестра колхидского царя Ээта и жить на острове в Средиземном море никак не должна, потому что Колхида — это регион западной Грузии. И Одиссей — имя вовсе не героическое, переводится примерно как «ненавистный»! Неудивительно, был отъявленным пиратом, причем довольно жестоким.
Они знали, что разглядеть в тумане или в бурю очертания мыса Малея или той же Итаки можно, лишь «поцеловавшись» с их скалами, что «аримаспы» — это рабы скифов, которых хозяева вместо клеймения нередко лишали одного глаза («арима» — «один», «спу» — «глаз» по-скифски). Знак равенства (по крайней мере, соответствия) между аримаспами и циклопами ставил еще Страбон, а скифы, как и их рабы, отличались высоким ростом и статностью. А если еще вспомнить, что скифы поработили немало антропофагов, которые, вообще-то, занимались каннибализмом… Чем не берег циклопов? Но у страха глаза велики, и доблестный Одиссей принял за громадного циклопа Полифема рослого раба антропофага.
Большая часть злободневных анекдотов пятидесятилетней давности нам непонятна. А если прошли тысячи лет? Над чем они там гомерически хохотали? Над тем, что Одиссей в бурю принял побережье пролива Босфор за очертания мыса Малей или Киферы? Над тем, что прославленный пират перепутал Средиземное море с Черным, Ливию с Лувией, ветры между собой и по пьянке забрался в соседнее море, куда и аргонавты-то плавали трудно и героически?
Враль? Конечно. Наверное, слушатели покатывались от хохота, держась за животики. Это для нас царь Итаки знаменитый путешественник, хоть и поневоле, а для современников Гомера он был отъявленным лгуном. Украсть из Трои не только священный палладий (статуэтку небольшого размера, что для внука знаменитого вора не составляло труда), но и двух белоснежных коней Реса — национальное достояние троянских конюшен — можно, лишь предварительно споив до полной невменяемости всех троянцев от стара до млада и открыв ворота, — коней под мышкой не унесешь.
Гомер устами Одиссея просто рассказывал современные ему анекдоты, которые весьма отличались от нынешних, зато действительно вызывали гомерический хохот у слушателей.