Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…»

Взгляд Пенелопы снова вернулся к крепышу, от макушки до пяток заросшему светло-рыжими волосами. Буйная растительность кучерявилась не только на голове и подбородке, но и на ногах, руках и даже спине. Выгорев на солнце, эти кудри стали скорее пегого, чем огненно-рыжего цвета. Невысокий, крепкий, как дубок, он без конца сверкал белозубой улыбкой и что-то рассказывал. Слушали внимательно, с удовольствием хохотали, но чувствовалось, что смеются не над грубыми шутками, а над чем-то действительно смешным. Тоже небось врет про вепря или Посейдона. Или про то, как наставил рога царям тех мест, куда плавал. Такие любят хвастать своими мужскими победами и количеством рожденных от них сыновей по всем отдаленным уголкам Великой Зелени.

При мысли о победах рыжего болтуна над неведомыми красотками почему-то стало обидно. Но не за Елену, просто обидно…

Сзади к любопытной девушке неслышно подошел ее брат Ализий.

— Эй, на кого это ты загляделась?

— Этот рыжий тоже жених?

— Нынче все женихи. Слетелись со всей Эллады, точно мухи на мед, словно больше невест не существует.

— Чем ты недоволен? Или ревнуешь к Елене? Ты-то не жених?

— Хвала богам.

— Почему, потому что она наша сестра, пусть и двоюродная?

— Она еще принесет несчастье нашему дому.

— Тьфу на тебя! Сватовство, готовится свадьба, а ты про беду.

Ализий кивнул на толпившихся внизу женихов:

— Смотри! Ну, посмотри. Они все с оружием. Их много, а выбрать нужно одного. Как ты думаешь, что сделают остальные, пусть не все, но некоторые? Начнется просто резня, в которую будут вовлечены и спартанцы.

Пенелопа с ужасом разглядывала толпу разгоряченных молодых мужчин. Ализий прав, по утрам они топчутся во дворе, переругиваясь пока беззлобно и словно нехотя, потом отправляются в харчевни или к своим шатрам, выпивая там немыслимое количество вина, часто неразбавленного, насилуют рабынь и все чаще бесчинствуют. Хвала богам, пока до серьезных стычек не доходило, а что дальше?

Каждый в отдельности герой и способен на многое, собранные вместе — ни на что путное, только на войну или бойню. Войны нет…

— Что же будет?!

— Тиндарей тянет время в надежде найти какой-то выход, но я его не вижу. Нужна хитрость, настоящая, на которую мы неспособны.

Чтобы отвлечь брата от столь неприятного разговора, Пенелопа кивнула вниз:

— А кто этот рыжий?

— Сын царя Итаки Лаэрта Одиссей.

— Где это?

— Маленький островок возле Самоса.

Пенелопа тихонько рассмеялась.

— Ты чего?

— Просто, когда ты подошел, я как раз подумала, что этот женишок небось сын царька с крошечного островка, который не всякий ахеец и знает.

— Да этот остров не так-то прост, как и сам Одиссей. Я с ним едва знаком, но слышал, что большего хитреца во всей Элладе не сыскать, выкрутится даже из объятий Сциллы или Харибды и от Аида, уболтав того, вернется. Его дед Автолик.

— Это тот, что воровал стада, гоняя их, как Гермес, задом наперед?

— Да, к тому же Автолик был сыном Гермеса. А другой дед у Одиссея — сын Громовержца.

— Ух ты, правнук богов, значит? Тиндарей об этом знает?

— Знает, только остров уж больно мал.

— А о хитрости Одиссея тоже знает? Может, этот рыжий что придумает?

Девушка невольно кивнула вниз на Одиссея, который в тот момент поднял голову. Получилось, что Пенелопа приветствовала сына царя Итаки. Одиссей обомлел. Наверху стояла красивая, стройная девчонка с волосами цвета расплавленного золота, горящими на солнце, ее зеленые глаза насмешливо искрились, и эта девчонка кивала ему!

— Хайре! Радуйся! — приветствовал юную красавицу Одиссей. Та заметно смутилась, даже чуть отступила назад, но тут же взяла себя в руки и произнесла ответное приветствие:

— Радуйся, Одиссей!

— Ты знаешь меня, красавица?

Девчонка смутилась окончательно, выручил ее Ализий, рассмеявшись:

— Я знаю, Одиссей.

— Ализий, это ты? Радуйся! Быть тебе богатым, не узнал. Против солнца не видно.

— Что моя сестра красива, ты разглядел. Заходи к нам в дом, поговорим.

— Сюда? — кивнул в сторону входа в мегарон Одиссей. Пенелопе показалось, что в его голосе восторга поубавилось.

— Нет, приходи вечером в наш дом за городом. Спросишь на западной дороге дом Икария, всякий покажет. Или за тобой раба прислать?

— Найду! — махнул рукой Одиссей.

На их беседу уже стали обращать внимание, потому Пенелопа поспешила уйти, даже спартанке ни к чему привлекать внимание молодых мужчин.

Дом Икария во сто крат проще, чем дворец Тиндарея, может, потому, что загородный? Зато уютный, и принимать Одиссея, точно важного заморского гостя, тоже не стали, позвали с собой на крышу.

Гелиос уже приблизил свою колесницу к вершинам гор, совсем скоро стемнеет, потому рабы приготовили светильники. Хозяин дома приветствовал гостя и пригласил за собой:

— Радуйся! В мегароне душно, не обидишься ли, если на крышу позовем? Мы сами в такое время предпочитаем там сидеть, жара спала, сейчас ветерок подует.

— Я? Нет! Конечно, не обижусь.

Заметив, что Одиссей оглядывается, Икарий поинтересовался:

— Ищешь кого?

— Хорошо тут у вас. Надоел мне город, у нас на Итаке куда просторней.