Пентакль

Вернувшись в родной город, Ей удалось устроиться на скудно оплачиваемую должность корректора в местной газете. К вечеру глаза слезились от вычитки гранок, а губы сводило от кривых ухмылок при чтении «перлов». Пришлось купить очки в дешевой оправе из пластика – зрение стремительно «садилось». В волосах пробилась седина, в голосе – хрипотца вкупе с визгливыми нотками. Она прекрасно понимала: это конец. Стервозная и несчастная, «старая мымра» ничего не могла и не хотела менять.

Ребенка она так и не родила, несмотря на три замужества.

Не сложилось.

* * *

Он шел медлительно и осторожно, опираясь на палочку.

В последнее время, которого оставалось совсем чуть-чуть, ходить стало трудно, но полезно. Так говорил профессор Коногон Ираклий Валерьевич, а докторов надо слушаться. Если, конечно, хочешь докоптить свой кусочек неба. День выдался никакой, один из многих никаких дней. Ноябрь простуженно сопел над городом, размышляя: чихнуть в платок или сойдет и так? Под ложечкой сидел старый приятель – голем. Ковырял сердце плоским ногтем, отслаивая пласты вязкой, привычной боли. Скоро голему на свободу.

Очень скоро.

Надо больше гулять пешком, чтобы отдалить неизбежность.

А зачем?

Черноглазовскую опять перекопали, ремонтируя дорогу, поэтому Он свернул на Кацарку, мимо химчистки. За два квартала до парка, возле булочной, остановился. Огромный пласт, хрустя, обвалился с сердца, но голем сейчас был ни при чем. При чем были время и место, случай и судьба.

– Здравствуй…

– Здравствуй.

Она усмехнулась, сидя на лавочке у подъезда. Самое время желать друг другу здоровья. И приступать к обсуждению пережитых инфарктов-инсультов, делиться результатами анализов, гордо демонстрируя фарфор зубных протезов. Вместо этого Она встала, тайно радуясь, что утром не поленилась сделать макияж. Смешно, конечно. В их-то годы…

У ног хозяйки вертелся маленький пекинес. Такие собачки скрашивают одиноким старухам вечера. И гулять опять же полезно, с собачкой. – Как ты?

– Ничего. А ты как?

– Никак. Давно не виделись…

– Давно.

И, словно растолкав руками удушье ноября:

– Пойдем в парк?

Они шли молча. Говорить было не о чем, да и незачем. Жизнь тащилась позади, фыркая на пекинеса; жизнь готовилась отстать, рванув в погоню за собственной бессмысленностью.

– Замужем?

– Была. А ты? Внуки небось?

– Какие там внуки… Дочка, говорят, есть в Перми. Внебрачная. Врут, должно быть.

– Съезди, посмотри. Познакомься.

– Боюсь. Нужен я ей, чужой… глянуть и плюнуть…

На центральной аллее гулял ветер. Собирал букет из жалких остатков Золотого Века осени. Парни хлестали пиво на ограде иссохшего фонтана. Крутился «Сюрприз», брызжа визгом рискованных клиентов. Львы гонялись за оленями на карусели, игнорируя редкие звездолеты. Массовик предлагал любителям набрасывать кольца на похабного вида штырь. Победителю гарантировалась годовая подписка на журнал «Реальность фантастики».

Они разглядывали суету с нескрываемой завистью.

И, не сговариваясь, свернули вбок. Здесь облетали каштаны и в кустах шуршали призраки. Пекинес вступил в борьбу с невидимками, звонко тявкая. Асфальт пестрел новенькими, аспидно-черными заплатами. Стуча палочкой, Он мучительно думал: о чем заговорить? Судя по складке между Ее бровями, Она думала о том же. И оба вздохнули с облегчением, когда напряженное молчание сменилось внезапной радостью при виде знакомого аттракциона. Яркого, аляповатого, наивного, как фантик от карамельки, чей вкус уже и не вспомнишь. Диабет, зараза, не позволяет есть сладкое.

– Заходити, заходити!

«Япошка», наследник того нахального зазывалы, кланялся гостям, пыхтя и моргая хитрющими глазками Братца Кролика.

– Осенно страсная узаса! Осенно! О! Страсней харакири!

– Три гривни? – вдруг улыбнулся Он, вспомнив. – Один прюс один – порусяецца три?

«Япошка» дико обрадовался:

– Порусяецца! Порусяецца! Заходити даром!

– Зачем даром? Я заплачу…

– Узас-узас! Тада один прюс один – три пиддесят!

– Хорошо… сейчас я найду мелочь…

– А с собакой можно? Или тут его привязать?

– Мозно-мозно! Вот вам два гривня сдачи!

Еле отвязавшись от сумасшедшего билетера, они шагнули в пасть. Там, в уютной полутьме, их ждал прекрасный, смешной, чудесный черт с отличными рогами. Там летал добрый ангел-хранитель, шелестя могучими крыльями. Там на табличке скалился великолепный череп, пробитый замечательной молнией. Двое пугались до икоты, хохотали до слез, Он отмахивался от черта тросточкой, Она удерживала пекинеса, желающего цапнуть ангела за пятку, аттракцион гудел церковным органом, на котором безумец-музыкант свингует хорал Баха в ожидании хрипатого трубача с трубой из чистого золота…

Оба загрустили, когда аттракцион закончился.

– Пойдем в кафе?

– Пойдем!

– Молодые люди, купите букетик!

Сгорбленная старушка протягивала им цветы. Фейерверк гвоздик, сиреневых, белых и бордовых, завернутых в целлофан. Старушка улыбалась, глядя на двух молодых людей, вышедших из «Иллюзиона «Кромешный ужас». Выбравшихся в парк, где их ждал ноябрь, один из многих прекрасных ноябрей, уходящих вдаль, в бесконечную аллею жизни.