Пентакль

Зрителей стало больше. К кашемировым, дружно обступившим яму, присоединился какой-то непонятный люд – не иначе с соседних аллей, из-под крестов и надгробий. Похоже, святой Касьян и вправду слегка подзабыл службу.

Долговязого контролера нигде не было, но Анке все время чудилось: он близко. В ушах ржавым гвоздем застряла нелепая песня про Касьяновы именины.

Гости старые приказные,Отставные, безобразные…

А еще она слышала крик Макса. Словно ее парень был по-прежнему рядом.

– Поздравлять с победой обожду. Не подведите, Анна Анатольевна! Иначе вам придется очень пожалеть. Ясно?

Проводник-благодетель назвал ее по отчеству – не «барышней» и тем более не «милочкой», что само по себе что-то значило. Не стала спорить, кивнула.

– Вашему Бумбарашу терять нечего, учтите. Он – вне Закона. Кстати, если вы проиграете, то скорее всего умрете. Вторично – и окончательно.

И вновь Анка дернула подбородком. Ясно объяснил, куда уж ясней.

У ямы-ринга ее встретили аплодисменты, много гуще, чем предыдущие. Не одну Анку привечали – Бумбараш стоял на противоположном краю. Отвернуться Анка не успела – стеклянные глаза безошибочно нащупали цель. Внезапно проснулось сердце, ударило височной болью.

Не победить. Не выжить.

Боя не будет. Ни «журавля» со «змеей», ни кинжального в пах, ни «ивовых листьев», ни яростной уличной драки без красивых названий. Белобрысый шагнет вперед – просто и страшно, – чтобы убить одним ударом несостоявшегося Вышибалу, худую девку со вставными зубами. Он уже убивал ее.

Ничего сложного!

Она умрет. Сейчас – и навсегда. Не узнает, что случилось с Максом, не увидит цветущих майских каштанов. Собственного надгробия и то больше не увидит. А ведь патруль стоял за углом!.. «Двадцать девять дней бывает в феврале, в день последний спят Касьяны на земле…» Реквием по Анне Стратичук.

Колокол!

Только бы успеть спрыгнуть первой!..

8

– Нарушение! Нарушение Закона!

Трель свистка до сих пор висела в ледяном недвижном воздухе. Сам свисток был намертво зажат в ладони.

– Нарушение! Самоубийце обещали жизнь! Сюда, скорее! Нарушение!..

Так Анка никогда еще не кричала. Да где там кричала – орала, вопила, визжала, словно резаная. Бедняга Максик, вот бы у кого тебе поучиться!

– Нарушение!!!

Наверху отреагировали мгновенно. Крик, еще крик – и резкая ответная трель. Услыхали! Но не это главное. Бумбараш! Он ведь тоже слышит!

– Всем оставаться на месте! – проревел над оградами мегафон. – Стреляем без предупреждения! Повторяю: всем оставаться…

Слышит!

Стекло треснуло. Не получилось твердого шага – и никакого не получилось. Белобрысый замер, согнулся, как от удара. Знакомо поникли плечи под полосатым тельником.

– Незаконный поединок прекратить! – подтвердил неумолимый мегафон. – Выходить с поднятыми руками!

Бумбараш покорно шагнул к лестнице, поднимая вверх руки, не думая, насколько нелеп этот приказ. На миг Анка представила, как белокурый гад пытается карабкаться по ступенькам с вытянутыми руками. Улыбнулась по-волчьи…

Бои без правил!

Прыгнула.

…Первый удар – ребром ладони в основание черепа.

И рывок на себя, прогибая обмякшее тело так, чтобы хребтом – об колено.

Контрольного добивания не понадобилось.

– Я победила! – Анка смотрела наверх, надеясь, что там ее слышат. – Я победила, победила, победила!..

9

– Начальство ждет! – «Тюфяк» кивнул в сторону огромной черной машины, нелепо смотревшейся между могильных оградок. – Мой вам совет: соглашайтесь сразу. На все, что бы ни предложили.

Анка кивнула, сдерживая вспотевшей ладошкой отчаянно бившееся сердце. Живое сердце. Холодно не было – на ее плечах каким-то образом оказалось широкое кашемировое пальто.

– Сейчас, минутку…

Дверца открылась. Тот, кого называли Велиаром, неторопливо выбрался на снег. Раскрыл портсигар, долго щелкал зажигалкой.

– Кажется, договорились, – констатировал контролер не без интереса. – Тем лучше для вас, Анна Анатольевна.

Анка не стала спрашивать почему. Неважно. Потом, все потом!

Ладонь стиснула ледяную ручку дверцы…

– …Нельзя туда! Нельзя! – Решительный голос прозвучал над самым ухом. – Сейчас вы ему ничем не поможете.

Пальцы, сжимавшие ручку дверцы, разжались. «Скорая» рыкнула, тронулась с места.

– Инфаркт, – горестно вздохнули рядом. – А ведь такой молодой!

«Макс!» – беззвучно прошептала она, не в силах двинуться с места.

– Через час вы позвоните в больницу, в реанимационное отделение. – Решительный голос стал тише, в нем мелькнуло что-то отдаленно напоминающее сочувствие. – Вам скажут перезвонить позже, но вы не успеете. Его мать сама свяжется с вами…

Анка глубоко вдохнула теплый майский воздух.

Майский воздух февральского кладбища.

– На тренерскую работу пойдете?

Она пыталась представить лицо Макса. Но перед глазами плавало пятно – черное, как Касьянова ночь.