Пепел и экстаз

Рид был одержим желанием согнуть ее и полностью подчинить своей воле. Казалось, он хотел уничтожить все следы прикосновения к ней Жана, стереть все воспоминания о нем, которые она еще могла хранить в своей душе.

Подавленное состояние Кэтлин в эти дни, ее потухший взор и отсутствие улыбки на лице Рид был склонен объяснять скорее переживанием из-за потери Жана, чем своими собственными действиями. Обуреваемый ревностью, он старался проводить как можно больше времени с Салли, зная, какую боль причиняет Кэтлин мысль, что Салли оставалась его любовницей, хотя в действительности этого не было. Салли, конечно, с радостью пошла бы на это в надежде со временем стать его женой, но Рида подобная перспектива нисколько не прельщала, и он не прикоснулся к девушке ни разу с того дня, когда их спасли. Его сердце, Рид понимал это, все еще принадлежало рыжеволосому чертенку со сверкающими зелеными глазами, и пока он любил Кэтлин, никакая другая женщина не назовет его своим.

Однако мучимый ревностью к Жану, он продолжал в свою очередь мучить Кэтлин, уверенный, что она все еще любит его соперника. Он старался подавить в себе мучительное сознание своей вины, когда она со слезами в голосе спрашивала:

— Почему ты делаешь это, Рид? Чего еще тебе нужно? Я стараюсь угодить тебе, как только могу, но ты все равно недоволен. Что я еще могу сделать?

— Ты могла бы наконец перестать оплакивать потерю своего возлюбленного, — ответил он на это с мстительным удовольствием.

— Если ты говоришь о Жане, то это ты продолжать вновь и вновь напоминать мне о нем. И дня не

проходит, чтобы ты не упомянул его имя.

Ее слова были правдой, и оба знали это. В надежде вырвать у Кэтлин признание в измене Рид при каждом удобном случае старался ее поддеть каким-нибудь язвительным замечанием, но она была готова скорее умереть, чем в чем-либо ему признаться, прекрасно понимая, что это лишь подлило бы масла в огонь. Ее короткая связь с Жаном принесла им всем троим такие огромные страдания, что нередко ей хотелось, чтобы того вообще никогда не было.

Рид не оставлял своих издевок даже в постели. Так, лаская ее, он вдруг спрашивал:

— Жан ласкал тебя так же? Он знал, что эта точка у тебя на плече особенно чувствительна и прикосновение к ней доводит тебя до безумия? Ты млела от его ласк так же, как от моих?

Кэтлин с жаром все отрицала, но это не останавливало Рида. Снова и снова он разжигал в ней страсть, а потом отказывался дать ей удовлетворение, заставляя молить об этом. Ему доставляло какое-то дьявольское наслаждение унижать ее, и он часто требовал от нее признания в полном подчинении, прежде чем удовлетворить ее.

— Кому ты принадлежишь, Кэтлин? — требовал он ответа. — Кто владеет твоим сердцем и телом?

Пойманная в тиски своей страсти к нему, она отвечала:

— Ты, Рид, — и тут же разражалась рыданиями.

Не понимая, что толкает сына на подобные действия, Мэри, в конце концов, решила немного его приструнить.

— Хотя ты, конечно, уже взрослый, — начала она, — но как твоя мать я считаю себя вправе сказать, что ты ведешь себя с Кэтлин просто отвратительно, в то же время демонстрируя перед всеми, в том числе и передо мной, свои отношения с этой… этой девкой. Я не желаю, чтобы ты втаптывал имя Тейлоров в грязь! И почему только Кэтлин терпит от тебя подобные оскорбления?!

— А я не желаю, чтобы ты вмешивалась в мои дела, мама, — ответил холодно Рид. — Что бы ни происходило между мной и Кэт, это касается только нас двоих.

Никогда еще сын не разговаривал с ней в подобном тоне, и при его словах в Мэри вспыхнул гнев, хотя мало кто считал ее на это способной.

— Нет, если ты этим привлекаешь всеобщее внимание! — резко ответила она. — Почему ты так себя ведешь? Если ты только попытаешься объяснить, возможно, я смогу понять тебя и даже чем-то помочь.

— Я разберусь с этим сам, спасибо. Если тебе не нравится то, что происходит в Чимере, ты всегда можешь погостить какое-то время у Сьюзен.

Слова сына глубоко ранили Мэри, и она возмущенно ответила:

— Если бы не Кэтлин, я именно так бы и поступила, но я не оставлю ее, пока ты относишься к ней так ужасно!

Рид пренебрежительно пожал плечами:

— Оставайся, коли так, но тогда, будь добра, не вмешивайся.

В эти тяжелые дни Изабел стала для Кэтлин настоящим якорем спасения. Маленькая испанка не позволила Кэтлин замкнуться в своем горе и даже заставила ее снова смеяться. Благодаря Изабел, Кэтлин удалось сохранить присутствие духа и взглянуть на то положение, в котором она очутилась, под совершенно иным углом зрения. Постепенно, несмотря на тиранство Рида, к ней вновь возвратилась ее природная веселость и озорство, и она ожила.