Пепел ковчега

– Ну ладно, ладно, успокойся… К тебе претензий нет. Напишешь, конечно, рапорт в главк и объяснительную в прокуратуру, но уверен, что твои действия признают правомерными… Тем более что никто из посторонних не пострадал.

– Да я не из-за прокуратуры переживаю! – едва не вспылил Цимбаларь. – Я семь раз в него стрелял, понимаешь? Семь! Два раза почти в упор. И всё мимо… Да я свихнусь скорее, чем Чеботару! Никогда не верил бредням о том, что есть люди, заговоренные от пуль… И вот пришлось убедиться.

– Скоро Окулист останется без патронов, – посулил Ваня. – Посмотрим, что он запоёт тогда.

Цимбаларь возразил:

– Он запоёт: «Я милашку удавлю, я другую заведу…» Слыхал такую частушку? В Москве молдаван как собак нерезаных. Найдёт себе нового снабженца. Были бы только понты да деньги.

– Значит, надо перекрыть все каналы поставки, – сказал Кондаков. – Нажать через Интерпол на молдавскую полицию, чтобы она взяла под особый контроль торговлю крупнокалиберными боеприпасами и о каждой такой сделке сообщала нам.

– Нет, Окулиста надо брать прямо сейчас, – решительно заявил Цимбаларь. – Для меня это вопрос чести. Не было ещё такого случая, чтобы я два раза подряд упускал преступника, которого уже почти держал за горло.

– Бог троицу любит, – усмехнулся Ваня. – При следующей встрече всё и решится. Или ты его, или он тебя.

Кондаков снова попытался успокоить Цимбаларя.

– Уже сто раз говорено, что Окулист не какой-нибудь заурядный бандит, а настоящий чародей своего дела, – молвил он. – Его обычными средствами не одолеешь. А необычными мы не владеем.

– Пусть техническая служба думает, – огрызнулся Цимбаларь. – За что ей деньги платят? Есть же, в конце концов, испытанные орудия. Серебряные пули, осиновые колья, чесночная настойка.

– Ишь ты куда хватил! – воскликнул Кондаков. – Окулист, конечно, душегуб, но вампиризм на него нечего вешать. Граф Дракула обидится.

Махнув на него рукой, Цимбаларь обратился к Людочке:

– Лопаткина, ты в древних текстах ничего полезного не откопала?

– Копаю ещё, – ответила Людочка. – Их знаешь сколько! И все друг другу противоречат. Да и переводы страдают неточностью… Но ты в самом деле успокойся. Может, тебе валерьянки дать?

– Да нет… Мне бы чего-нибудь другого. – Он конфузливо потупился. – С градусами…

– Ладно уж, – сочувственно вздохнула Людочка. – У меня где-то спирт был. Сейчас принесу…

Хлобыстнув стакан неразведенного ректификата и запив его кефиром, оставшимся у Кондакова от завтрака, Цимбаларь действительно присмирел. Более того, начал мыслить логически.

– Подход к Окулисту можно найти только через знакомых ему людей, – изрёк он. – Но это всё законченные урки. Маловероятно, что они согласятся сотрудничать с нами. Да и Окулист держит их в ежовых рукавицах. Даже своего дружка по дисбату не постеснялся прикончить.

– Есть такие дружки, от которых сам бог велит избавиться, – заметил Ваня.

– Это ты о себе? – поинтересовался Цимбаларь, но тут же обратился к Кондакову: – Пётр Фомич, какова, с вашей точки зрения, лучшая пора для мужской дружбы?

– Ну не знаю, – тот пожал плечами. – Наверное, когда круг иных интересов ограничен. Нахождение в закрытых учебных заведениях, служба в армии, отсидка в зоне. Да мало ли что ещё!

– Вот и я такого же мнения. Следовательно, в дисбате у Окулиста должны были остаться душевные друзья, на зов которых он может клюнуть… Лопаткина, нужно срочно раздобыть список тех, кто вместе с Окулистом отбывал срок наказания в дисциплинарной части и сейчас проживает в Москве.

– А если таких не окажется?

– Тогда будем искать его друзей по детскому саду.

Вопреки сомнениям Людочки, товарищи Окулиста по несчастью нашлись. И не один, а сразу двое. Первый работал грузчиком на молочном комбинате. Второй, занимаясь частным предпринимательством, держал в пригороде небольшую мастерскую, изготовлявшую элитные гробы из дуба, ясеня, ореха и других ценных пород древесины.

Кинули жребий, по воле которого Кондакову достался грузчик, а Цимбаларю – гробовщик. Людочка продолжала изучать иудейские апокрифы и сочинения каббалистов. Ваня околачивался около молдавских рабочих, из среды которых Окулист мог бы завербовать себе нового поставщика патронов.

Поздней осенью коровы доились уже вполсилы, а потому в молочной промышленности наметился сезонный спад. Именно на это обстоятельство упирал грузчик Хабибулин, согласившийся обсудить с Кондаковым кое-какие деликатные вопросы, касавшиеся как своего прошлого, так и настоящего.

– А вот летом я стал бы разговаривать с вами только после принудительного привода, – говорил он, стараясь перекричать гул сепараторного цеха. – Летом у нас работы не огребёшься. По две смены подряд пашем. Молоко рекой прёт, и с каждой тонны я имею свою копейку. Во, видишь? – Хабибулин продемонстрировал массивный золотой перстень. – В июле на премиальные купил.

Узкое личико с короткой верхней губой, из-под которой торчали вперёд острые резцы, делало его удивительно похожим на зайца. Видимо, понимая это, он при разговоре прикрывал рот ладошкой.