Холодина страшная. Если это самый-самый север, тут иначе не бывает. Хорошо, что хотя бы ветра нет. Мертвый штиль, как говорил в таких случаях Берда-младший, щеголявший прихваченными в порту моряцкими словечками. И снег плотный, не провалишься. Зато живот подводит от голода, сколько же времени не евши…
Вернувшись на чердак, Рис откопал в углу упомянутую колбасу, но она оказалась мерзлая, нипочем не откусишь.
Послышался свист – ага, обрадовался «мертвому штилю»! – из прорех посыпались снежинки, потом раздался истерический собачий лай и хриплый возглас:
– Хозяин, ты где?!!
– Здесь я, – отозвался Рис, выбираясь наружу. – Куда бы я делся…
Перед псом-демоном лежала целая куча варежек. Выбрал самые теплые – меховые, с вязаной шерстяной подкладкой, потом пожаловался:
– Колбаса насквозь проморожена. У тебя другой еды не найдется?
– Видать, ты, хозяин, сильно хвораешь, если простые вещи делать разучился… Ну, еще поправишься, лучше прежнего колдовать начнешь. Давай-ка ее сюда! – пес дохнул на колбасу. – Все, разморозил.
Теперь это можно есть. Пока Рис вгрызался в колбасу, его мохнатый благодетель снова куда-то умчался и вернулся с бутылкой в зубах. Красное вино, не слишком крепкое, в меру сладковатое. Теперь совсем хорошо.
Пес-демон наблюдал за его трапезой с умильным выражением на морде.
– А ты будешь? – Рис протянул ему половину колбасной палки.
– Я-то не ем. Сам кушай, набирайся сил, чтобы скорее поправился.
– Вкусная. Зря отказываешься.
– Запамятовал ты, хозяин, я не ем и не пью. Не надо мне есть и пить. Колбасятина моя, угощайся на здоровье! Крышу я украл, вино украл, шубы украл у людей, а колбасятина – моя законная. Свое взял, по праву, пусть кто хоть слово скажет… Я тебе все добуду, только оставайся тут, не уходи, не теряйся. Чтобы с тобой никакой летней жопы не случилось, а то опять буду плакать. Не уйдешь, а? Не уйдешь больше?
– Извини, я должен буду уйти. Спасибо за то, что подобрал меня и помог, но я не твой хозяин, ты обознался.
– Чтобы я – да своего хозяина не признал! – Пес вскочил и протестующее затряс головой, его длинные висячие уши мотались туда-сюда, со шкуры сыпались снежинки. – Ты просто все позабыл, потому что хвораешь, совсем как я. Мы с тобой оба забыли, кто мы есть, но теперь-то ты нашелся, и остальное – дела наживные, ага? Что-нибудь еще хочешь?
– Это что там такое? – смирившись с тем, что его не переубедить, Рис показал на смутно белеющую вдали возвышенность.
– А там все твое! – собеседник обрадованно завилял хвостом. – Я сберег все, как было, вот сам увидишь. Полетели смотреть?
– Я летать, как ты, не умею. Пойду пешком.
– Тогда на мне езжай. Давно ты на мне не катался.
– Ноги будут по снегу волочиться. Мне ведь не пять лет.
– А я больше стану, дело наживное…
И он на глазах вырос, одно мгновение – и уже размером с лошадь.
– Значит, ты и правда был совсем громадным, когда меня согревал? – догадался Рис. – Я думал, мне это приснилось.
– Я могу быть и большим, как ледяная плавучая гора, и маленьким, как зажатый в кулаке снежный комок. Бывает, шмякнусь куда-нибудь не в тех габаритах, моржам на смех… Моржи ехидные, в воде от меня прячутся, их там не достанешь. Ну, забирайся! – он улегся на снег.
Усевшись верхом на мохнатую спину, Рис попросил:
– Только не очень быстро, ладно? Здесь так холодно, что воздух словно обжигает. В Эонхо зимой не бывает таких морозов. Пока еще ничего, лишь бы не поднялся ветер…
– Ни-ни, ветра не будет! И я о том же подумал, хоть и чокнутый, о важных вещах думаю, никакой ветер не шелохнется, чтобы хозяин не замерз. Прежде-то холод был тебе нипочем, а в замерзалки ты играл, когда учил меня людей или кого другого отмораживать. Видишь, что я помню… Не все подряд вытряхнулось из головы и улетело снежинками, кой-чего помню, только имя забыл. А если ты назовешь меня по имени, я, наверное, вспомню все и не буду больше чокнутым. Без тебя такая жизнь была собачья, ношусь везде, и нигде никакой радости, и все на меня ругательски ругаются…
Навстречу медленно плыл искрящийся мираж, сотканный из морозного тумана. Или нет, все-таки вполне настоящее здание из белоснежного мрамора и хрусталя… Рвущиеся в небо тонкие башни, хороводы колонн, лебединые изгибы арок. Грандиозное и при этом головокружительно изящное сооружение посреди необъятной снежной равнины.
– Это чей дворец?
– Твой, а то чей же еще?
– А построил его кто?
– Да ты же и построил, а я тебе помогал. Вот было веселье! Натащил я тебе самых лучших ледяных глыб, какие сыскались, а дальше ты сам управлялся, и никакие человеческие чертоги с твоим ледяным дворцом не сравняются, куда им…
– Так это все изо льда?
– Из чего же еще? Тебе нужен был лед белый, как молоко, и прозрачный, как алмаз, и еще прозрачный с молочными прожилками. Видишь, все осталось, как было! Я здесь приглядывал, никого сюда не пускал.
Внутрь залетели через арочный проем, и Рис неуклюже спешился. Пол не ледяной, из плотно утрамбованного снега – скользко, но не слишком, хотя бы ноги не разъезжаются.