Пепел Вавилона

Мичо опустилась на койку, предоставив жене пройтись по всем кораблям и станциям. Надя подбоченилась сжатыми кулаками и тихонько хмыкала. Мичо решила, что одобрительно. Проще было бы обрабатывать все в корабельной системе, вбить каждый корабль с его вектором в единый интерфейс. Как ни тщательно она исписывала свою стену, оставались другие списки — куда длиннее — с критически важной информацией. Военные корабли под непосредственным управлением Марко. Элитная охрана, оставленная в резерве Розенфелдом. Тысячи грузовых контейнеров с Паллады, Весты и Каллисто, уже разбросанные на произвол всепоглощающей пустоты. Мичо потянула спину, утомленную торможением на трети g, прислушалась к боли между ребрами.

— Кода начнем это все воровать? — спросила Надя.

— Когда переговорю с Кармонди, — ответила Мичо. — Если до того, как бы сам не заметил.

— Ах, с Кармонди, — вздохнула Надя. — Мне неспокойно.

— Мне тоже, — призналась Мичо. Надя повернулась от стены к ней. Смерила тем же взглядом — проверяя, нет ли ошибки.

— Что тебя беспокоит?

Мичо кивнула на стену.

— Вот это все. Что я собираюсь сделать.

— Ты считаешь, это неправильно?

— Не знаю, важно ли это. Марко считает, что он поступает правильно. И Доуз. И Земля. Все поступают так, как считают правильным, уверяют себя, что руководствуются моралью, что их сила в том, чтобы делать необходимое, каким бы ужасным оно ни казалось сейчас. За каждым зверством стоит кто–то, кто счел его оправданным. Вот и я. Руководствуюсь моралью, имею силу, чтобы делать дело. Поскольку оно оправданно.

— А, — протянула Надя. — Ты не веришь, что Кармонди нас поддержит.

— Не верю. И тогда, думается, мне придется преподать на нем урок остальным, чтобы меня принимали серьезно.

— Какая же королева пиратов оставит в покое выживших? — пошутила Надя. И добавила: — Хотя в одном ты ошибаешься. Не всякое зло делается в сознании правоты. Некоторые творят зло просто ради удовольствия. Но меня другое беспокоит.

Мичо вопросительно подняла руку.

— Работать с Кармонди, — объяснила Надя. — Не знаю, каково это. Он меня раздражает.

Оба их терминала пискнули одновременно: Лаура по семейному каналу запрашивала связь. Надя кивком попросила Мичо ответить и села рядом, чтобы вдвоем смотреть на экран. Лаура вызывала с командной палубы — отблески экрана управления подсвечивали ее скулы и искрами плясали в глазах. Вдоль края экрана расположились иконки с лицами остальных, кроме Нади.

— Что такое? — спросила та.

— Только что сообщили по новостям, — сказала Лаура. — Внутряки взяли Цереру. Выступили с заявлением.

Все помолчали. Знали заранее, и это смягчило удар, но все равно Мичо словно пнули под дых.

— Прокрути, — попросила она.

Лаура кивнула, сдвинулась к пульту и пропала с

экрана. На ее месте открылся новостной канал. Корабли флотов Земли и Марса на причалах Цереры. От этого зрелища кружилась голова, как при совмещении несовместимого. Па знала, что так будет, но чувство было сильным.

— Приблизительно четыре с половиной миллиона, которые на наличных запасах могут продержаться не более двух недель. Единый флот сейчас разрабатывает стратегию помощи, включая введение пайковой системы и сбор продовольствия и воды на других станциях Пояса и системы Юпитера.

Картинка дернулась, ушла в сторону — ролик монтировал любитель. Потом весь кран заполнило лицо. Фред, чтоб его, Джонсон. У Мичо свело живот. Так вот какую игру они ведут. Выставляют землянина говорить от имени Пояса. Опять. В его глубоких ласковых глазах была печаль. Коротко остриженные волосы поседели. Белая щетина выделялась на темных щеках. По краю экрана бежал текст: «Фред Джонсон, представитель АВП и промстанции Тихо».

Не «полковник Фред Джонсон». Не «палач станции Андерсон». Приспособленец. Лицо Пояса, когда камера в руках Земли.

— Мичи?

— Все в порядке.

— Культура внешних планет, — говорил Джонсон, — всегда была культурой взаимопомощи. Условия жизни на кораблях и станциях всегда были испытанием на человечность, спайку и компетентность. Я много–много лет работаю в АВП, но впервые вижу столь основополагающее предательство этой этической системы.

— Ты права, — сказала Мичо, — мне плохо. Выключи.

Надя жестом закрыла экран, передача оборвалась. Мичо долго стояла неподвижно. Она не запомнила, когда раздавила мелок, но теперь в ее руке была липкая каша. Достав из шкафчика полотенце, она вытерла пальцы. Койка под ней качнулась — села Надя. Справившись с собой, Мичо обернулась. Много лет близости помогли ей прочесть в лице Нади полдюжины смыслов.

— Он для нас — не естественный союзник, — заговорило Мичо. — Враг моего врага — мой друг? Фигня. Никогда не бывает всего две стороны. Сукин сын на том и заработал в АВП такой вес, что внушал всем, будто либо одно, либо другое.

— Он и сейчас так говорит, — заметила Надя. — И кое- кто к нему прислушивается. У него есть корабли.

— Корабли я нам добуду. Обойдемся без его покровительства.

— Как скажешь, — кивнула Надя и мягко добавила: — Может быть, ему нужно наше.

— Он большой мальчик. Может сам о себе позаботиться.

— Однако четыре с половиной миллиона. Это уйма народу.