Пепел Вавилона (ЛП)

Филипу приходилось стараться выглядеть уверенным в себе. Да, у отца есть план. Он успешно вёл их до сих пор, и, без сомнения, поведёт дальше, к победе. Остальные с ним соглашались — или, по крайней мере, делали вид, что согласны, когда он рядом. Он не знал, что они говорят за его спиной. Они вместе сражались. Они разделяли и победы, и долгие часы ожидания, когда сработают их ловушки. Сейчас всё иначе. Ожидание осталось таким же, но неуверенность в том, чего они ждут, заставляла думать, будто это напрасно. Всех, даже его.

Ближе к вечеру третьего дня Розенфельд попросил Филипа присоединиться к нему на командном посту. Старик казался усталым, но выражение его лица, морщинистого и огрубевшего, прочесть было непросто. Розенфельд отключил все экраны. Без горящих дисплеев, создававших иллюзию света и глубины, командный пост сделался ещё теснее. Розенфельд парил за одним из кресел, чуть наклонившись. От этого он выглядел выше и даже слегка угрожающе.

— Итак, Инарос-младший, — начал Розенфельд, — похоже, у нас проблема.

— Не вижу никакой проблемы, — ответил Филип, но усмешка в глазах старика дала ему понять, как неубедительно прозвучали эти слова. 

Розенфельд сделал вид, что не слышал.

— Как долго ещё нам тянуть с ответом на... назовём это изменением ситуации? Чем дольше это длится, тем появляется больше сомнений, согласен? Инарос-старший — лицо и голос Вольного флота. Был им с самого начала. Ведь это его дело, верно? Его особый талант. Но, — Розенфельд развёл руками, — но его с нами нет.

— У него есть план, — сказал Филип.

— А у нас есть проблема. Мы больше не можем его ждать. Не отвечать никому. Позволять расползаться слухам. С проблемой следует разобраться сегодня же, а не завтра. Теперь даже из-за самой малой задержки мы можем опоздать навсегда.

— В чём дело? — спросил Филип.

— «Аэндорская волшебница». Возле Паллады. Помнишь про оставленные нами в вакууме закладки с припасами? Капитан эль-Даджайли начал их собирать. Утверждает, что по приказу своего командования, и имеет в виду не нас. Это пятый корабль, перешедший к Па. А тем временем Палач на Церере греет зад в кресле Доуза. Созывает собрание кланов АВП. «Черное небо». Карлос Уокер. Администрация Реи намерена послать делегацию. Вольный флот заявил о себе, когда мы сбросили цепи Земли. Мы сказали, что наша революция завершилась. Что мы победили. А теперь, возможно, и нет.

Филип изо всех сил старался держаться спокойно. Горло жёг гнев, выталкивая челюсть вперёд, словно опухоль. Он толком не знал, на кого злится, но ярость уже стала глубокой и сильной. Должно быть, Розенфельд заметил — его голос изменился, сделался мягче.

— Твой отец великий человек. Великий, не такой, как ты или я. У таких людей другие потребности. Другой ритм жизни. Тем они и отличаются. А про нас они забывают. Тут нужны люди вроде меня. Проследить, чтобы движок не заглох. Чтобы фильтры держали чистыми. Делать нужные и простые вещи, пока великий человек к нам опять не вернётся.

— Да, — ответил Филип. Гнев, подступавший к горлу, ширился, заполняя сознание.

— Ждать — худшее, что мы можем делать, — продолжал Розенфельд. — Лучше направить все корабли не в ту сторону, чем, дрейфовать слишком долго, как мы сейчас. Если потом исправлять это и возвращать назад, люди решат, что баланс сил изменился. Если сейчас задать направление и включить ускорение — будут знать, что у них есть цель.

— Да, — ответил Филип. — Да. Понимаю.

— Пришло время это сказать, и если не он, то придётся мне. Да, за него, но мне. И неплохо было бы, если бы ты меня поддержал. Дал всем знать, что я говорю от его имени, а не как ещё одна Па.

— Вы хотите приказывать Вольному флоту?

— Я хочу, чтобы приказ был отдан, — сказал Розенфельд. — Не имеет значения, кто это сделает. И не слишком важно, какой приказ. Важен просто приказ.

— Кроме него — никто, — сказал Филип. Его голос слегка дрожал. Руки ныли, и он не понимал почему, пока, опустив взгляд, не увидел стиснутые кулаки. — Мой отец создал Вольный флот. Только он отдаёт приказы.

— Значит, он должен отдать приказ, немедленно. А меня он слушать не станет.

— Я поговорю с ним, — ответил Филип. 

Розенфельд поднял руку в знак благодарности, прикрыл сморщенные тяжёлые веки.

— Ему повезло, что у него есть ты, — сказал он. 

Филип не стал отвечать, просто ухватился за поручень, развернулся и поплыл к горловине корабля, туда, где поднимался и падал вниз лифт, когда кому-нибудь нужно было подняться или спуститься. В голове у него мешались разные чувства. Гнев на Мичо Па. Недоверие к Розенфельду. Вина неясно за что, он не мог дать ей имени. Страх. И даже что-то вроде эйфории отчаяния, как удовольствие, только не слишком приятное. Мимо скользили стены трубы лифта, Филипа неотвратимо сносило вправо. Если получится добраться до палубы экипажа, ни разу не коснувшись стены, тогда всё будет в порядке. Нелепая мысль.