Пеппи Длинныйчулок

– Если я говорю «старой», значит, я так и хочу сказать «старой», – объяснила Пеппи. – Самое ужасное было бы говорить «стать большой». В этом и всё дело, что обычно люди, произнося это заклинание, говорят «стать большим», и поэтому у них ничего не получается. Вернее, получается ужас что такое: они начинают расти с невероятной быстротой. Мне рассказывали про девочку, которая приняла эту пилюлю. Но сказала «стать большой» вместо «старой». И она тут же стала расти так, что страшно было на неё глядеть. По нескольку метров в день. Это было ужас что такое. Вернее, сперва ей было даже очень удобно, потому что она могла срывать яблоки прямо с дерева, словно жираф. Но вскоре она потеряла и эту радость, потому что чересчур вытянулась. Если какая-нибудь тётя приходила её навестить и хотела ей сказать, как обычно говорят в таких случаях: «Ох как ты выросла и окрепла», то тётя должна была кричать в микрофон, чтобы девочка её услышала. Её вообще перестали видеть, вернее, не видели ничего, кроме длинных худых ног, которые исчезали где-то в облаках, как две гигантские мачты. И слышно её тоже больше не было, только один раз до земли донёсся её крик, когда она случайно лизнула солнце и на языке у неё вскочил волдырь. Она так вопила, что цветы здесь, на земле, стали вянуть. С тех пор её больше не было слышно, хотя ноги её ещё долго болтались в окрестностях Эрио и мешали движению на шоссе.

– Я ни за что не приму эти пилюли, – испуганно сказала Анника, – а вдруг я ошибусь?

– Нет, не ошибёшься, – утешила её Пеппи. – Если бы я думала, что можешь ошибиться, я бы ни за что не дала тебе эту пилюлю. Потому что мне было бы очень скучно играть не с тобой, а с твоими ногами. Томми, я и твои ноги – какая бы была невесёлая компания.

– Анника, ты не ошибёшься, – уговаривал Томми сестру.

Дети погасили свечи на ёлке. В кухне стало совсем темно, только вспыхивали угли в печке, но Пеппи притворила дверцу. Они сели в кружок на пол и взялись за руки. Пеппи дала Томми и Аннике по горошинке. От напряжения у них мурашки забегали по спине. Подумать только, через мгновение эти чудесные пилюли окажутся у них в животах, и тогда им никогда не придётся стать старыми. Это будет замечательно!

– Давайте, – шепнула Пеппи.

Дети проглотили по пилюльке.

– Я пилюльку проглочу, старой стать я не хочу! – сказали они все трое хором.

Дело было сделано, и Пеппи зажгла висячую лампу.

– Прекрасно, – сказала она. – Теперь мы никогда не будем большими, и у нас не будет мозолей и всех других неприятностей. Правда, пилюли эти очень долго лежали у меня в шкафу, поэтому я не совсем уверена, что они не утратили своей чудесной силы. Но будем надеяться.

И тут Аннике пришла ужасная мысль.

– Ой, Пеппи, – испуганно воскликнула она, – ведь ты хотела стать морской разбойницей, когда вырастешь!

– Пустяки, я и так могу стать морской разбойницей, – успокоила её Пеппи. – Я стану маленькой, но очень грозной разбойницей, которая сеет вокруг себя ужас и смерть.

Пеппи задумалась.

– Представьте себе, – сказала она после паузы, – нет, вы только представьте себе, что через много-много лет мимо моего домика пройдёт какая-нибудь тётя и увидит, как мы играем в саду и прыгаем на одной ножке. И она, быть может, спросит тебя, Томми: «Сколько тебе лет, дружок?» А ты ей ответишь: «Пятьдесят три года, если не ошибаюсь».

Томми весело рассмеялся и сказал:

– Она, наверное, подумает, что я просто ростом не вышел.

– Ага, – согласилась Пеппи, – но ты сможешь ей сказать, что когда ты был меньше, ты был больше.

Тут как раз Томми и Анника вспомнили, что мама их просила поскорее вернуться домой.

– Нам теперь пора идти, – сказал Томми.

– Но мы придём завтра утром, – сказала Анника.

– Вот и хорошо, – сказала Пеппи. – Ровно в восемь утра мы начнём строить снежный дом.

Пеппи проводила друзей до калитки, и её рыжие косички прыгали у неё на спине, когда она бежала назад, в свою виллу.

– Знаешь, – сказал Томми, когда почистил зубы, – знаешь, если бы я не был уверен, что это чудесные пилюли, я бы спорил на сколько хочешь, что Пеппи нам дала самые обыкновенные горошины.

Анника стояла в пижаме у окна и глядела на домик Пеппи.

– Гляди, я вижу Пеппи! – радостно воскликнула она.

Томми тоже подошёл к окну. В самом деле, теперь, зимой, когда деревья стояли голые, виден был не только домик Пеппи, но и она сама сквозь кухонное окно.

Пеппи сидела у стола, уткнувшись подбородком в скрещённые руки. Сонными глазами следила она за прыгающим пламенем свечи, стоящей перед ней.

– Она… она очень одинока сейчас, – сказала Анника дрогнувшим голосом. – Ой, скорей бы наступило утро, и мы бы пошли к ней.