Пьер Ришар. «Я застенчив, но лечусь»

К счастью, я предусмотрительно не стал навязывать своему старшему сыну строгие правила, чтобы избавить его от необходимости прибегать к уловкам и поискам обходных путей. Он не стал пользоваться служебными лестницами, считая это слишком опасным делом, а просто спускался из окна с помощью веревки с узлами, которую однажды по возвращении забыл затащить обратно. И она печально, вся влажная от росы, свешивалась ранним утром, смущенная тем, что все еще находится тут.

Чтобы сыграть свою роль, мне пришлось однажды рассердиться. И убедить его пользоваться лестницей, на которой я раскладывал рядами пистоны.

Среди ночи раздавалось «паф!», и слышались чьи-то поспешные шаги наверх.

Ну и что? Нельзя научить старую обезьяну делать гримасы…»

Так проходили детство и юность будущей звезды французского кино. Пока неумолимо не возник вопрос: что делать дальше?

Пьер Ришар рассказывает:

«Однажды господа аббаты явились в замок на обед.

Один из них был моим учителем французского, другой – латыни.

Этот союз между ними и моими родственниками по случаю трапезы, обильно заливаемой вином, ничуть не радовал меня.

За столом сидели самые достойные члены семьи. Мои дедушка и бабушка, сестра отца, которая всегда была со мной необычайно добра, ее сын, мой кузен, будущий политехник, его отец Поль, также бывший политехник, и я – просто вежливый мальчик, вероятно, даже слишком вежливый для нормального человека.

А отец? Он, как обычно, отсутствовал. Дядя Поль, мой крестный, выполнял свои обязанности с чувством понимания возложенной на него огромной ответственности. Испытывая несомненное удовольствие оттого, что я не оказался таким же блестящим учеником, как он. Но, осуждая мою внешность, мои слишком длинные волосы, мои ужасные отметки, он все равно любил меня.

Я не знал, куда себя деть. И вообще, все не знали, куда себя деть. Но поскольку они собрались из-за меня, то посадили на край стола, у всех на виду.

Шпильки, которые они поначалу подпускали, конечно, насторожили меня. Хотя я и так был настороже.

Заговорили о плохих отметках по некоторым предметам. О них напомнил первый аббат. Второй – прокомментировал. Дедушка и бабушка выразили сожаление. Находившийся как будто вне игры мой кузен, выступавший в этой ситуации скорее как пособник властей, чем как ученик коллежа, нашел смягчающие вину обстоятельства, которые только подхлестнули спор, а когда дошло дело до поданных к столу перепелок, бой уже шел по всему фронту.

Был поставлен главный вопрос – умен ли я?

Это было заминированное поле. Вот уже десять лет, как я всячески старался сходить за куда более глупого ученика, чем был на самом деле, поняв, что тогда с меня и спрос будет меньше. А что я услышал в то время, как хрустели косточки перепелок и языки причмокивали от удовольствия? Что у меня был, оказывается, оригинальный, склонный к размышлению ум.

Мой дед так и застыл на месте, как и позабытый им соус. Бабушка метала маленькими пронзительными глазами вопросительные взгляды. Кузен был в восторге. Более умный, но менее хитрый, чем я, он не заметил нависшую надо мной опасность. А говоривший аббат, уже выпив третий бокал коньяка и находясь в блестящей форме, видя перед собой внимательную аудиторию, добавил, словно опустив нож гильотины: «Он умен».

Его коллега аббат, не желая отставать, выпил до дна свой фужер и, чтобы не упустить следующий, занялся анализом моего случая. Из его слов явствовало, что в том шлаке, который заполнял мой мозг, им обнаружено несколько драгоценных камней.

Вообще-то, это был комплимент ему самому и его дару дедукции.

Теперь вся семья смотрела в мою сторону, возмущенная и обрадованная одновременно.

– Ты неплохо скрывал свою игру, – заметил крестный.

Словом, они поняли, что перед ними не столько придурок, сколько обычный лентяй.

Дедушка погрузился в размышления. Значит, не все потеряно. Значит, я вполне смогу поступить учиться в высшее заведение, хотя и потребуется много-много трудиться. Наконец, это означает, что я смогу в один прекрасный день стать его преемником, взяв в свои руки бразды правления принадлежавшей ему сталелитейной империи.

Браво аббаты! Ловкий ход!

С удовлетворением откинувшись на спинки своих кресел, с сигарами в зубах, скрестив ноги, они завершили разгром последним вопросом, который все задавали со дня моего рождения:

– А что он собирается делать дальше в жизни?

Пришло время вернуть им ощущение реальности. Для чего я нанес как бы ненароком точный удар.

– Я хочу стать актером.

Это прозвучало столь неожиданно, что все расхохотались. Какой же я все-таки шутник!

– Не разыгрывай дурачка, – сказала бабушка, – и отвечай господину аббату.

Я оставил в тайне свою сокровенную мечту – ведь это был пущен пробный шар – и спрятался за двусмысленным ответом:

– Я готов заняться тем, к чему буду подготовлен нынешней учебой.

Все были удовлетворены, им стало ясно, что я вознесусь очень высоко.

– Робер, можете принести спиртное.

И тем не менее…

Они ведь всегда бывали довольны, когда я оживлял конец трапезы своими артистическими представлениями.

– Все это еще ни о чем не говорит, молодой человек.