Два события усугубили внутренний кризис в душе Растворова. Первое – это расстрел Берии, сообщение о чем пришло в Токио накануне Рождества (имеется в виду по новому стилю. – Примеч. перев.). Растворов был в невысоких чинах, чтобы чувствовать себя в опасности в связи с новыми чистками. Но он же работал в японском отделе в Москве под пристальным оком Берии, так что мало ли что… Второе и решающее событие – 10 января 1954 года около полуночи Растворова пригласили в руководство миссии и сказали ему, что Павлычев направил в Москву телеграмму с настойчивым требованием отозвать Растворова, а если его требование не будет выполнено, то он сам попросит о своем переводе. На сей раз трудно было ожидать милостей и от полковника Носенко, который, в принципе, должен был бы настоять на решении этого вопроса по своим каналам. Носенко увиливал от ответа, но потом сказал, что Растворов поедет домой через несколько дней с советскими конькобежцами, которые приехали в Токио на чемпионат мира. Такому эскорту не порадуешься, ведь в такой группе, как обычно, есть несколько сотрудников спецслужб. И они, видимо, позаботятся, чтобы довезти его до дома.
Начиная с этого момента опубликованный рассказ о причинах бегства мало походит на правду (и вряд ли это было продиктовано обстоятельствами того времени). В истории, рассказанной для американской публики, он говорит о том, что просто не смог улететь с конькобежцами, которые отбыли 23 января, по той причине, что в британском консульстве не успели оформить для него транзитную визу для Гонконга. А когда он пришел в миссию, полковник Носенко сказал ему, что он определенно должен вылетать на следующий день, в воскресенье 24 января. Крепкий сопровождающий из конькобежной делегации специально остался, чтобы сопровождать его. После этого, как гласит его рассказ, он связался со своей «близкой американской подругой» – миссис Браунинг (на самом деле её фамилия была Бёрнс)[34]
, женщиной средних лет из Техаса, которая преподавала в местной американской школе имени Эрни Пайла. Они регулярно встречались в отеле «Олд Кайто» и давали друг другу уроки родного языка. О политике не говорили. А в это бурное воскресенье он сказал ей, во-первых, что хочет бежать на Запад и, во-вторых, что он офицер разведки. Она пообещала ему сделать для него всё возможное. Растворов потом говорил, что он вернулся в миссию, чтобы сжечь свои бумаги, а потом направился на условленный угол для встречи с «миссис Браунинг», назначенной на восемь вечера. К месту встречи подъехал автомобиль, в котором находилась преподавательница, и увез его. «Некоторое время спустя, – заканчивается повествование Растворова, – я уже летел к американскому западному побережью».Эта версия была придумана спустя лишь несколько месяцев после прибытия Растворова в Соединенные Штаты, и придумана с американской помощью и для американской аудитории. Теперь он с готовностью признает, что время реального действия и выдуманного разнится по меньшей мере на сутки. Он даже не был в курсе всего происходящего, но знал, что центром событий является британское посольство.
В действительности же дело обстояло следующим образом. В понедельник 18 января посольство Великобритании получило срочную просьбу из советской миссии о транзитной визе на Гонконг для Юрия Растворова, отъезд которого намечался на 22-е или вскоре после этого. Сотрудник спецслужб, приехавший из Лондона специально заниматься Растворовым, решил, что тому самое время уходить. Когда Растворов в среду встретился со своим британским контактом, то пришел к тому же мнению. Как он сказал, он боится за свою жизнь. И добавил, что если не улетит отсюда на Запад, то на следующей неделе его увезут под охраной на советском судне. Он взмолился, чтобы эта конькобежная команда улетела из Токио раньше него. Это было нетрудно для британцев, потому что от них зависело, кому и когда выдавать гонконгские визы. На следующий день подключились королевские ВВС, и на американскую базу Тачикава прилетел военный самолет – специально за русским. Однако Растворов никак пока не соглашался обращаться за политическим убежищем в Великобритании, хотя определенно не хотел ехать в Соединенные Штаты.
В субботу 23-го – в день, когда конькобежцы улетели и Растворов радостно проводил их в аэропорту, – он согласился бежать. Первоначально операцию назначили на 17 часов, но потом передвинули на два часа позже, чтобы в Токио миновал час пик и Растворова можно было прямиком отвезти в Тачикава к ожидавшему его самолету. И надо же было случиться, что пошел снег, да такой, какого не было за всю историю метеонаблюдений в Токио с 1875 года. В ту ночь его выпало на 31 сантиметр.