— Так то же не вы! — жалобно возражает Марфонька. — Кабы вы судили…
— Из-за меня!
— Да то же не вы! Не вы же! — сквозь слезы шепчет Марфонька.
— Нет, я. Подумаешь, праведник выискался — соврать не мог… Подлый я человек!
Около его губ проскальзывает тень недовольства.
— Ну как? — вдруг переменяет он разговор. — Удалось варенье?
— Ничего! — потупляет взор Марфонька.
— Эх вы, — озлобляется Архип Егорыч, — девки! До чего камору мою довели — паутиною обросла. Нету покойницы, некому воевать с вами!
От него веет на дочерей неприязнью. Марфонька поднимает с пола тряпку и, постукивая костыликом, выходит из комнаты, за нею Параня.
Архип Егорыч озлобленно смотрит на закрытую дверь, закрывает глаза и так сидит до самых сумерек. Почему-то ему вспоминается осенний вечер и звезды, висящие в черном-черном небе. И еще воскресает в памяти дикая картина. Не может он вспомнить — действительно ли видел когда-нибудь подобное: по зеленому лугу идет оборванец, ведет за руку плачущего ребенка. Ребенок плачет, оборванец сердится — и вот хватает малютку на руки, с остервенением бросает его оземь…
Архип Егорыч со стоном пробуждается. В комнате темно, а в темноте — прямо против дивана — сидит кто-то худой. Архип Егорыч хочет крикнуть, но крик точно присох к гортани. Худой медленно поднимается, расплывается, тает, как дым.
— Марфа! — трясясь всем телом, вскрикивает Архип Егорыч. Он соскакивает с дивана, роняет на пол стул, бросается к двери, как слепец, шарит руками по гладкому дереву.
Из кухни прибегают дочери с лампою.
— Папаша, вы меня кликали?
— Сон дурной, не приведи Господи…
Болит голова, в комнатах нестерпимо пахнет смрадом жареного кофе. У покойницы был обычай — нажарить кофе, а потом проносить жарилку по комнатам, встряхивая: «К здоровью, к здоровью это, Архипушка!»
— А вы, девки, кофий не жарили?
— Нет…
— Голова трещит… Пройдусь-ка я.
Он одевается, заходит в кабинет, звенит ключами, отмыкая ящик в столе, вынимает целую кипу ассигнаций, наполняет ими бумажник и, аккуратно засунув его в карман, выходит.
…В переулке тихо и темно. Фонари светят тускло, придавая всему мрачные очертания. Архип Егорыч замечает рядом с собой две тени — одна, черная, длинная — впереди, другая крадется слева, вдоль забора, слабая, неясная. Одна от тусклого месяца, другая от фонарей. Это странно — он был уверен, что тень всегда одинока.
— Выпить, что ли, — соображает Архип Егорыч, — кажись, простудился.
Выйдя из переулка, он, однако, минует все портерные и рестораны, потому что боится опоздать…
…Каменный дом…
Бесконечная лестница, узкие площадки, на площадках по стулу.
Он задыхается от утомления.
Звонит.
Дверь открывает вихрастый гимназистик.
— Вам к папе? Пожалуйста, обождите его в приемной, он сейчас занят с клиентами.
Отдергивает тяжелую портьеру, впускает в просторную комнату, посреди которой дубовый стол, заваленный книгами и журналами. Вдоль двух стен до самого потолка возвышаются шкафы, переполненные сотнями переплетенных и занумерованных книг.
Из-за портьеры выходит толстый адвокат, защищавший парня со сросшимися бровями.
Архип Егорыч кланяется ему:
— Мое вам почтение-с! Я, ежели изволите помнить, встречался с вами, на суде был, а теперь вот — навести маленькую справочку…
— Ага! — вспоминает адвокат. — Что же вам надо от меня? Его ведь повесили, знаете?
— Знаю-с! — упавшим голосом отвечает Архип Егорыч. — Повесили, из-за меня… Я — причина-с!
— Поздно спохватились! — насмешливо вставляет адвокат. Архип Егорыч поникает головой.
— Да-с… Скажите, где проживает матушка его, того, то есть?..
— Казненного?
— Да-с.
— Сейчас вам сообщу.
Адвокат исчезает за портьерой и скоро возвращается с клочком бумаги в двух пальцах.
— Спасибо. Очень благодарен.
Архип Егорыч прочитывает адрес.
— Почему вы погубили моего подзащитного? — сурово спрашивает адвокат. — Вы ведь кажется, были предупреждены, что исход процесса в зависимости от ваших показаний.
Архип Егорыч дерзко взглядывает на него!
— Так это вы подсылали? Хэ-хэ! Не по закону-с, не по закону-с! Метлою мог студентика выгнать: не зови к лжесвидетельству. Счастливо оставаться-с!
6
Мать повешенного живет на окраине города, около спичечной фабрики. Архип Егорыч чуть не ударяется головой о притолку лачуги и низко нагибается.
…Пара табуретов, стол со спичечными коробками, красная о бок печи занавеска, за которою кто-то затяжно кашляет.
Мать у стола наклеивает на коробки бумагу. Она при входе Архипа Егорыча делает рукою такое движение, как будто бы хочет что-то прикрыть.
Он ей молча кланяется, она поднимается с табурета.
— Я с вами знаком-с!
Она испуганно смотрит на него.
— В суде был. Помните?
Она опускается обратно на табурет, а Архип Егорыч глухо говорит:
— Да-с, жизнь человеческая… Никогда наперед нельзя видеть, и не знаешь ты — что будет с тобой. Бывает — сделаешь так, а почему сделаешь, — не знаешь и сам…
Мать берет со стола оклеенный коробок и бессознательно сгибает, тонкое дерево ломается.
— Виновен я… Возьмите! — вынимает из бумажника деньги Архип Егорыч. — Все легче будет жить.
Мать тускло смотрит на деньги.
— Возьмешь? Сил моих нету.