Группа наша по-прежнему первая, и сидит в первом же ряду слева. Четырнадцать закрепленных мест. Но состав немного изменился. В дипломе у всех будет написано «лечебное дело», но у тех, кто выбрал акушерство с гинекологией и хирургию, обучение иное, нежели у всех остальных. Они продолжают учебу отдельно. Одни в роддомах, женских консультациях и гинекологических отделениях стационаров, другие — в хирургических стационарах. Развивают специфические навыки. А мы, все остальные — в терапевтических. Потом, конечно, разбредёмся, кто-то пойдет в дерматологи, кто-то в невропатологи, кто-то и вовсе станет инфекционистом, но то — потом. Сейчас нас готовят в терапевты. И наша первая группа — терапевтическая. В хирурги ушли Игнат Шишикин (он в хирурги целился с первого курса), Женя Конопатьев («простому человеку в наше время только в хирурги и дорога») и, неожиданно, Нина Зайцева («призвание, призвание, призвание»). По женской части пошли Сеня Юрьев и Аня Незваных, тихая, неприметная, однако с амбициями. Вместо них пришли другие. Всех мы, конечно, знали, с нашего же курса, но — другие. Сдружились по-студенчески, наскоро, но уже не то. Если я прежде знал, какую книжку, к примеру, в часы досуга перечитывает Сеня Юрьев («Мертвые души»), или на что копит деньги Нина Зайцева (на золотые серьги), то в отношении новичков такого нет. Ну, и не нужно. Расходятся наши дорожки, расходятся, и чем дальше, тем больше. Бытие определяет сознание.
Сидим. Стараемся не заснуть. Многие ведь с ночного дежурства, кто-то по учёбе, а кто-то и работает в больницах, и ради денег, и ради навыков, уставшие. А профессор (уже профессор, это получилось быстро) Белёв говорит скучно, говорит нудно, говорит о том, что к реальной жизни отношения не имеет — ну, так всем кажется.
«Пролетариат развивающихся стран быстро растёт и укрепляется. Увеличивается удельный вес в его среде промышленных рабочих. Вместе с тем ряд факторов сдерживает консолидацию пролетариата как класса, рост его самосознания. Значительная часть промышленных рабочих распылена по мелким предприятиям. Пролетариат непрерывно пополняется выходцами из полупролетарских слоев и крестьянства, что способствует проникновению в рабочую среду мелкобуржуазной идеологии. Несмотря на это, пролетариат многих колониальных и полуколониальных стран уже на первых этапах своего развития создал коммунистические партии. Наиболее полно выражая коренные интересы нации, коммунисты высоко несут знамя освободительной борьбы. Коммунистические партии выступают за сплочение всех прогрессивных и патриотических сил, за доведение до конца национально-освободительных революций, за развитие в направлении социализма»
Где мы, а где коммунистические партии полуколониальных стран? Вот и спят люди, даже и на первом ряду. Но с открытыми глазами. У очкариков преимущество.
Всё кончается, кончилась и лекция. Народ расходится — лекция шла последней парой, можно и восвояси. Кто-то в общежитие или домой, кто-то на работу, кто-то в кино. В зависимости от сил, средств и устремлений.
А мы, я и девочки, пошли в деканат. Недалеко идти, с третьего этажа спуститься на первый.
Нас ждали. Сам декан встал с деканского кресла, когда мы вошли. Так себе креслице, скорее, стул с подлокотниками.
— Здравствуйте, здравствуйте! Как поживаете?
Мы ответили, что хорошо, не жалуемся.
— Мы рассмотрели ваш отчёт, — продолжил декан.
Да, из Ливии мы привезли отчёт. Что и как сделано, какие умения и навыки освоены. Очень подробный отчёт. Заверенный начальником госпиталя полковником медицинской службы Семенычевым Макаром Петровичем. Он и заставил нас написать такой отчёт, пригодится, сказал.
— Впечатляет. Особенно это — родоразрешение путем кесарева сечения. И вы сами провели операцию?
— Вот этими руками, — сказала Надежда.
— Но под надежным контролем старшего товарища, — добавила Ольга.
— Тогда почему вы не в хирурги пошли, не в гинекологи, а в терапевты?
— По велению души, — сказал я. — Крови не любим.
— Хорошо, хорошо… Вас, собственно, хочет видеть Аполлинарий Галактионович.
Ректор для студента — это как генерал для рядового. Ну вот с чего бы генералу видеть рядовых?
— Пройдемте, — и декан повел нас к ректору. По дороге миновали красочное панно с цитатой из Маркса: «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам».
Карабкаемся. Не страшась.
Секретарша при нашем виде даже вскочила:
— Сейчас узнаю, свободен ли Аполлинарий Галактионович.
Узнала. Свободен. И мы вошли в Бункер — так по традиции называют его кабинет. Кто дал начало этой традиции, никто не знает. Оно даже как-то и странно, называть рабочее место советского ректора Бункером. Известно кто был в Бункере. Но — прилепилось, и не хочет отлепляться.
— Вот и наша золотая молодежь, Аполлинарий Галактионович, — возвестил декан. Понимай как знаешь, то ли в смысле лучшие из лучших, то ли как раз наоборот — бездельники из богатых семей?
Ну, мы-то не бездельники.