Перейти грань

– Почему, – говорил он, – женщина тянется к сильному? Все сильное привлекает женское естество. В центре всего – сила. Вы понимаете, о чем я говорю? Будьте естественны, как приливы и отливы, как фазы луны. – Он обращался по очереди то к Энн, то к Стрикланду.

– Мужское начало – это твердая субстанция, женское имеет свойства жидкости. Эта сладкая жидкость притягивает субстанцию. Субстанция отличается стойкостью, нектар – текучестью. Субстанция – это тепло и сила, приливы вызывает луна. Мягкое и податливое горит отраженным светом.

– Боже милостивый, – проговорила Энн.

– Женщина всегда будет отворачиваться от слабого к сильному – такова ее природа, таков ход вещей. – Он тщательно выговаривал слово «вещей», словно желая показать, что в этом значении оно отличается от вещей вообще. Его голос звучал чуть ниже преобладающего здесь уровня грохота музыки.

– Женское начало находит свое заключение в мужском, как сок в ветке, мед в камне. Так все вещи обращаются к свету. Понимаете, о чем я говорю?

– Я так набралась, – пробормотала Энн, – что вы зря тратите на меня время.

– Понятно, – сказал Стрикланд.

Их растащили в разные стороны. Энн оказалась в обществе мужчины, утверждавшего, что играл в оркестре Лестера Ланина.

– Я помню вас, – настаивал он. – Это было в Скоттсдале. Точно было.

– Я никогда там не была.

– Точно было. Там, в загородном клубе. Я помню вашу фигуру, человек. Я помню ваши глаза.

– Почему вы называете меня «человек»? – спросила она.

– Вы были там со своим любовником. Вы сказали мне: «У нас будут неприятности».

– Черт возьми! Да это чья-то целая жизнь, ко мне это не имеет никакого отношения.

– Было, точно было, – продолжал настаивать мужчина.

В конце концов она нашла Стрикланда. Он беседовал с бледным толстяком в смокинге, который при ее появлении расплылся в лучезарной улыбке.

– Будь добр, – попросила она Стрикланда. – Давай пойдем.

– Чему мы обязаны таким удовольствием? – засуетился толстяк в смокинге. – Что привело вас в Джерси? Вы – его замысел?

– Она мой д… друг, а не замысел.

– Своего рода друг, – пояснила Энн. – Экс-замысел.

– Экс-замысел? – переспросил толстяк и повернулся к Стрикланду. – Это шутка?

– Поди разбери, – пожал плечами Стрикланд.

56

За ночь выдался один-единственный час, когда небо очистилось и холодные южные звезды открылись ему на своих чуждых курсах. Рядом с Южным Крестом хорошо просматривалось созвездие Скорпиона, и он решил определить угол на Антарес. Браун то терял его, то вновь находил. Каждое содрогание плеча вынуждало его рыскать по созвездиям. В конце концов ему все же удалось привести звезду Антарес к горизонту. В молодости он хорошо владел астронавигацией, зная больше названий и параметров звезд, чем кто-либо другой.

Без особой уверенности Браун рассчитал, что находится в точке, примерно соответствующей сорока девяти градусам южной широты и девятнадцати градусам восточной долготы. Ни адмиралтейские карты, ни карты Гидрографической службы не показывали, что здесь имеется какой-либо остров.

Когда рассвело, он выпил немного сока и уселся за штурманский стол. Приняв за начало отсчета свою ночную засечку, он наградил себя ветром в тридцать узлов и средней скоростью движения чуть больше девяти. При таком темпе он делал бы двести пятьдесят миль в сутки и тысячу семьсот пятьдесят миль в неделю.

Когда он заносил в журнал свое ложное местоположение на следующий день, его охватил страх. Не от того, что эта отметка была ложной, а от того, что она обозначала непрожитое еще время. После этого работа пошла довольно легко. Получив точку счисления пути, определил по справочнику расчетное и истинное склонения. Истинное – для его ложного положения. По этим величинам нанес точку пересечения и провел линию положения. Работать на якорной стоянке, когда тебя не болтало, было приятно.

Чтобы разметить недельный путь, потребовался целый день. Когда заносил отметки в бортовой журнал, Оуэн подумал, что ему придется измыслить погоду в каждой из этих точек. И не только погоду, но и мелкие инциденты, якобы имевшие место. Перехлесты, сломанные стеньги, порванные оттяжки, перетершиеся фалы, рифы, срезанные, болты и заклиненные лебедки. И, конечно же, все это должно сопровождаться подходящими размышлениями – не какими-нибудь там причудливыми терзаниями воспаленного воображения, а полезными и здравыми умозаключениями, которые будут вдохновлять счастливых энтузиастов во всем мире. Ему придется изобрести совершенно другой мир и поместить в него свое усовершенствованное «я». А самому тем временем надо будет скрываться в реальном мире, будучи таким, каким его сделали обстоятельства.