Перейти грань

– Кто приходил? Какую пленку?

– Ту, что с яхты Оуэна. Парни из Ю-пи-си. Они унесли ее в лабораторию.

– Я не обращался ни в какую лабораторию. Это была обычная видеопленка. Я собирался сделать с нее копию.

– Но те парни забрали ее. Она была на больших бобинах с пометкой «Браун». Они просто отобрали их и унесли. Все, что было с этой пометкой, они забрали.

Он встал, превозмогая боль, и, добравшись до монтажной, мгновенно обнаружил, что все пленки Брауна исчезли. Но было кое-что и похуже. Большую часть своего оригинального звукового материала к фильму он держал в отдельном ящике, собираясь озвучить фильм по-своему. На ящике было написано: «Звук Браунов». Теперь он стоял раскрытый и пустой.

– Мой звук. Они забрали мой звук.

– Звони в полицию, – посоветовала Фрея.

– Они забрали мой звук, – повторил он. – Они забрали у меня журналы. Они забрали пленку.

– Свяжись с адвокатом.

– Придется. – Вся пленка, на которой он снимал Браунов на берегу, была надежно спрятана в подвале его лаборатории. Большая часть отснятых на ней эпизодов была теперь немой, и отсутствовала пленка с яхты. И не было бортовых журналов. – Но я не думаю, что это поможет.

Создать фильм из этих жалких остатков почти наверняка будет ему не по силам. Для этого потребовались бы фантастическая изобретательность и неизмеримо огромный труд. В то же время он вовсе не был уверен, что удержится от того, чтобы попытаться сделать это. Ему придется сидеть в потемках и смотреть на немую и жалкую пародию утраченного фильма. И на утраченную женщину. На это может уйти его оставшаяся жизнь.

«Мне не удастся», – думал Стрикланд. Рука его уже никогда не будет такой бесстрастной и беспечной, как прежде.

– Пойдем, – звала Фрея. – Мы отвезем тебя.

– О Боже! – причитала Памела.

– Тебе надо позвонить в полицию сейчас, – говорила Фрея, когда они ковыляли к двери.

– Правильно, – согласился Стрикланд. – Страховка.

– Что дальше? – спросила она.

– Я не знаю, смогу ли я сделать его теперь. Но я должен попытаться.

– Ох, бедный, – воскликнула Памела. Во взгляде у нее промелькнуло что-то похожее на гордость.

– Я должен выбраться отсюда. Устроиться где-нибудь. Может быть, мне все же удастся сделать что-то.

Пронзенный болью, он остановился. Женщины держали его под руки.

– Господи, – прошептал он, – мои руки… – Одна из них сильно распухла. Он с трудом проглотил слюну. – Или, может быть… может быть, мне надо просто поискать что-то другое. Может быть, этот фильм у меня просто не задался. Злой рок.

– И правда, – согласилась Памела.

– Все равно я не могу оставаться здесь.

– А почему? – спросила Фрея.

Он стал хрипеть. Им показалось, что он смеется.

– Мне кажется, я лишился своего места парковки.

68

Когда рабочие вынесли последний ковер, Энн разложила пляжное кресло и села с сигаретой посреди голой гостиной. Неизвестно откуда взявшееся, но неодолимое желание вновь начать курить пришло к ней в самом начале лета. Ей было слышно, как наверху в своей ободранной спальне плакала Мэгги. Энн явственно представляла себе, как девочка сидит на полу, прислонившись к стене, и прижимает к себе медвежонка. Энн закрыла глаза и откинула прядь со лба. Волосы у нее наконец начали обретать свою прежнюю длину.

Она сняла дом для них возле Саут-Дартмута в Массачусетсе. Это был старый дом с видом на Баззардскую бухту, из тех, что она предпочитала: выстроенный в колониальном стиле. Там Мэгги сможет посещать дневную школу и жить дома. А сама Энн будет готовиться к гонке. Она планировала принять в ней участие, когда Мэгги будет учиться на первом курсе колледжа. Тем более что сейчас уже все оставили надежду отговорить Энн от этого.

Если не считать курения, образ жизни у нее был здоровый. Какое-то время она каждый вечер посещала общество анонимных алкоголиков при местной церкви. В нем состояли исключительно мужчины – умеренно пьющие провинциалы и несколько рабочих.

Мужчин, казалось, тяготило ее присутствие. Возможно, оттого, что слишком явными были ее раны, а может, просто потому, что они считали ее запойной. И это было не так уж далеко от истины. Чувство юмора приобретало у нее какой-то хулиганский и не совсем приличный оттенок. Горький и немного жестокий. Хорошие манеры, усвоенные в школе, понемногу забывались. И, что хуже всего, терпение ее почти иссякло.

Письмо, которое она забыла отдать Оуэну, обнаружилось в старом заброшенном портфеле, куда она сунула его по ошибке во время сборов. В нем она приводила строчки из «Ромео и Джульетты»:

Моя любовь без дна, а доброта —Как ширь морская. Чем я больше трачу,Тем становлюсь безбрежней и богаче.

Она не могла представить себя переписывающей такие сантименты.