Перейти грань

Энн думала, что Стрикланд, наверное, чувствует себя неловко после всего того, что рассказал ей. Ей всегда хотелось завоевать его доверие и сделать так, чтобы он поверил в ее сочувствие. Иногда, раздумывая над этим, она вдруг вспоминала, что ей трудно поднять на него глаза. Она пыталась имитировать его заикание и холодный отрывистый смех. Было ясно, что ему хочется шокировать ее и затем быть прощенным. Как и в большинстве ситуаций, ее привлекательность и здесь оказывала ей хорошую службу, в известной степени защищая ее.

«Жизнь этого человека, по крайней мере, на первых порах, должна вызывать сострадание, — думала она. — Эта жизнь начиналась в сплошном смятении — без веры, без отца, с эксцентричной матерью. Он пугал иногда своим поведением, наверное, потому, что сам пережил немало страшного. В каком-то смысле это ущербный ч… ч…человек». Сидевшая в ней католичка говорила, что слабые и надломленные мужчины зачастую бывают выдающимися творческими личностями. Природа наделяла их и многими другими качествами, не обязательно приятными.

Представив его, привязанного к позорному колу в штольне Кучхи, она не могла удержаться от беззвучного, неприличного смеха и зажала рот рукой. Это наверняка послужило ему хорошей наукой. Как он, должно быть, испугался. И как он должен жаждать чего-то другого. Но все, что у него было, так это лишь его стиль.

42

Первый айсберг Браун увидел в пятидесятых широтах около одиннадцати часов летнего вечера. Еще на рассвете, с первыми лучами солнца, он заметил далекий отблеск и сразу заподозрил, что это льды. Он не захотел приближаться к ним и немедленно изменил курс. Включив радиолокационную систему предупреждения, он направился на восток. Небо по-прежнему было ясным, лишь на севере тянулась узкая полоска перистых облаков. Кейптаун уже несколько дней обещал понижение давления и ветер в семь баллов, поэтому он оставил все тот же набор парусов: грот с кливером на фоке. Из-за возможной встречи со льдами ему пришлось снять стабилизатор самоуправления и взяться за штурвал. При этом Оуэн чувствовал, что его одолевает сон. С ним как-то уже случилось, что, обвязанный спасательным концом, он задремал в подвесном туалете и очнулся, только когда почувствовал холод на своих оголенных частях. Вот была бы потеха, узнай об этом те, кто остался в том большом мире.

Спустившись в каюту, чтобы перехватить метеосводку, он снова незаметно для себя погрузился в сон. Через некоторое время, еще не совсем пробудившись, устало поднялся на палубу и тут увидел прямо перед собой громадную ледяную башню.

Айсберг вначале показался Брауну паровым буксиром, наподобие тех, что он видел на принадлежавшей его тестю свалке. «Буксир» сиял «медяшками» и золочеными буквами на рубке. Такие цвета, подумалось ему, были в моде на рубеже веков, а теперь считаются устаревшими. Каждый цвет символизировал нечто. Так, нежно-голубой мог обозначать честность и в то же время напоминал о чьих-то глазах. Старые волки с буксиров зачастую были масонами.

В полусне и изумлении, Браун уставился на ледяную глыбу. И, лишь когда глаза привыкли к необыкновенно яркому свету Антарктики, иллюзия рассеялась. Тогда он увидел, какой невообразимо сложной была реальная палитра цветов и какими причудливыми формы, застывшие в своей бесполезной красоте. Брауну казалось, что он уже слышал от кого-то о природе морских льдов, поражавших своим многообразием и изменчивостью.

Положение было опасным, но он все-таки спустился вниз за камерой. Держа ее наготове, развернул «Нону» и сделал еще один проход вдоль айсберга, внимательно наблюдая за тем, что было у него впереди. Но, даже снимая на пленку, он знал, что не может зафиксировать загадочные и таинственные свойства льда. Можно ли сфотографировать психологические нюансы? Ему придется довольствоваться банальным наблюдением. «Это наш первый плосковерхий антарктический айсберг. Первый и, надеюсь, последний из увиденных нами». — Больше ему ничего не приходило в голову. «Ладно, — подумал он, — буду смотреть фильм, тогда и вспомню».

Всю короткую ночь Браун провел за штурвалом. Когда взошло солнце, на море не было ничего, тревожащего взгляд. Ему оставалось лишь вновь поставить стабилизатор самоуправления и положиться на то, что в нужный момент радар выдаст необходимое предупреждение. Этим же утром он проверил свое местонахождение по солнцу и определил, что находится в точке с координатами пятьдесят шесть градусов сорок минут южной широты и девять градусов пятьдесят минут западной долготы. Он продолжал идти на северо-восток и ждать ветра.