Перейти грань

— В спектаклях? Вы это так называете?

— Совершенно верно, — сказал Стрикланд.

— Вы что, режиссер-постановщик?

— Да, — согласился Стрикланд.

Анаягам усмехнулся.

— Опасный род занятий в нашей индустрии развлечений.

— Это лучший род занятий, — парировал Стрикланд. Анаягам ушел и оставил их вдвоем с Мэри Мелиш.

— На самом деле, фильм понравился ему, — успокоила она Стрикланда.

Он окинул ее быстрым, изучающим взглядом. Это была высокая и симпатичная женщина, с острым взглядом синих глаз и волевым подбородком.

— В самом деле?

— Я уверена в этом, Рональд. А вы хотели побольше комплиментов? У вас что, комплекс или что-то в этом роде?

Было уже поздно, когда он вернулся в свой номер в отеле «Сонеста». Из окон, выходивших на площадь Чарлза, виднелись очертания крыш Бостона на фоне вечернего неба. По телевидению шел фильм «Они живут по ночам» Рея, и он смотрел его с выключенным звуком. От кадра к кадру он все больше укреплялся во мнении, что это был лучший в мире фильм.

Когда фильм закончился, Стрикланд лег на кровать и в мерцающем свете телеэкрана, показывавшего какую-то короткометражную ленту о природе, задумался о своей работе. Никто и никогда не мог обвинить его в приукрашивании действительности. Ни разу в жизни он не изменил ни одного кадра, чтобы кому-то потрафить. Он чтил золото, но никогда не продавался и не покупал дешевого признания. Всегда избегая сентиментальности, он не хотел, чтобы его работы были лишены чувства. Те, кто писал о его фильмах, если даже понимали их, делали это с высокомерием оскорбленных всезнаек.

Он подумал о себе, сидящем в темноте и ожидающем решения толстяка, и устыдился. Но выбора у него не было. При всей своей гордости, он давно смирился с этими унижениями.

Вся беда в том, что его фильмы слишком похожи на жизнь. А людям нужны иллюзии. Они хотят обманываться, но тут ему нечего предложить им. У него есть только вещи, о которых они не хотят слышать. Вещи, поданные без мистификации, разочаровывают.

С другой стороны, беда, возможно, и не в этом. Может быть, есть еще какой-то аспект, которого он не улавливает. Временами он подозревал, а порой и верил, что такой неведомый ему аспект должен существовать. И он может быть совершенно очевидным для того болвана с улицы, внутренним миром которого Стрикланд давно занимается. А его собственное внутреннее зрение могло приобрести свойство, подобное, например, способностям дальтоников. Может быть, он, Стрикланд, видит все рельефно и в перевернутом виде. Так что вполне возможно, что его нетерпимость, въедливость и стремление разоблачать есть следствие неспособности воспринимать вещи такими, какие они есть. Многие карьеры строятся на неверном восприятии окружающего мира. Большинство людей не имеют понятия о том, что же они видят перед собой, и готовы заплатить любому дураку, чтобы он объяснил им это.

«Прежде всего, — думал он, — надо оставаться самим собой и добиваться ясности и определенности». Его беспокойный ум и дефект речи заставили его познать, что такое пауза. Ничем не заполненная пауза — это анархия, ею может воспользоваться кто угодно, ее нельзя затягивать. Он знал, как надо работать с паузами, белым шумом и темными кадрами. «В любом случае, — думал он, — существует vissi d'arte[9]

».

Несмотря на весь этот философский настрой, сомнения одолевали Стрикланда. Это была его профессия — ясно видеть во мраке. Но, если смотреть во мрак слишком долго, не может ли он заглянуть в тебя? Если во мраке потерять выдержку, то неизбежно упадешь. Ему представилось вдруг, что он давно ослеп. Воображая свою слепоту, он услышал звонок телефона. Звонила Энн.

— Я решила, что ты не спишь.

— Правильно решила.

— Ты слышал о спутнике? — Голос у нее был довольно веселый.

— О каком спутнике? — спросил он.

— ГСН — глобальной системы навигации. В Швейцарии взорвана приемная станция этой системы.

— Взорвана?

— Армянами, я думаю. Или курдами. С планшетов исчезли все яхты, участвующие в Эглантерийской гонке. И теперь неизвестно, кто где находится.

— Это окончательно?

— Я пока не могу разобраться. Думаю, временно. Береговые охранники в Авери-Пойнт говорят, что такое положение может продлиться с неделю.

— Но ведь это не столь важно. Разве не так?

Она помолчала секунду.

— Не так.

— Но у всех же все в порядке? Оуэн в порядке?

— Да, — ответила она. — Насколько нам известно, у всех все в порядке. Оуэн не выходит на связь. Неисправен генератор.

— Ты обеспокоена? — Нет.

— Ладно, я еду, — заявил он. — Я буду скоро.

— Все в порядке, — пыталась отговорить его она. — Я только хотела побеседовать с тобой.

— Я уже еду.

— Но со мной все в порядке.

— Еду. — Он уже не слышал ее.

В Логане он сел на самолет местной авиалинии до Нью-Хейвена, а оттуда взял такси.

Она только что приняла ванну, но уже успела одеться. Они сели в кабинете на первом этаже, и Энн принесла кофе, словно это был визит вежливости.

— Я не то чтобы обеспокоена, — оправдывалась она. — Так получилось, что я думала о тебе.

Стрикланд отставил чашку с блюдцем в сторону, взял Энн за руку и повел в спальню. Она шла с мрачной усмешкой на лице.