Перейти грань

— Последнее понял, — просигнализировал ему Браун.

«Как это красиво и правильно», — думал Браун. Даже самые старые пословицы приобретают совершенно иные значения, когда их рассматриваешь в свете необычности. Так надежда превращалась в противоположность возможности. Совершенство — это всегда нечто, близкое к небытию.

Голову стали осаждать мысли о слепоте. Другой звездной ночью он ощутил желание забыть порядок расположения звезд на небе, чтобы эта иллюзия не отвлекала его от необычности. Может быть, слепота была бы выходом для него? Но он знал, что, даже если бы он был слепым, во мраке его черепа все равно зародились бы звезды. У сознания всегда обнаруживается третий глаз, ищущий что-то сияющее, чтобы человек мог благоговейно склониться перед ним. Всегда нужно, чтобы было за что уцепиться.

— Пусть бы я был слепым, — взмолился он, подразумевая под слепотой свободу, и прислушался к ветру, словно ожидая ответа.

61

Энн увидела «линкольн» Торна, остановившийся у дома, и в ее душе шевельнулась надежда. К тому же очень хотелось выглядеть в его глазах невинной. Торн подошел к двери со шляпой в руках. Мрачное выражение его лица не оставляло ей никаких надежд.

— Входите, пожалуйста, — пригласила она.

Он сухо поблагодарил и прошел в дом. Вначале он даже отказался от кофе. Ей пришлось чуть ли не умолять его взять чашку.

— Оуэн справляется очень хорошо. — Тон его оставался холодным. — Мы довольны.

— Да, — быстро проговорила она. — Все мы очень гордимся им.

Торн продолжал хранить мрачное выражение.

— В нашем предыдущем разговоре я сказал вам, что наша корпорация позаботится о нем.

— Да, Гарри.

— Это остается в силе. Мы начинаем справляться со своими трудностями, можно сказать. Так что вам не о чем беспокоиться. Можете наслаждаться плодами его…

— Приключения, — подсказала она.

— Правильно, — согласился Торн. — Думаю, вам известно, что лодки — это не моя стихия. Они не являются предметом, о котором мне многое известно.

Она кивнула.

— Мы все хотим его возвращения, правильно? Мы позаботимся о нем и сделаем все возможное для него.

— Я ценю это, Гарри.

— Когда мы беседовали с вами раньше, я старался, чтобы вы поняли меня.

— Гарри, я все понимаю. И мы действительно очень благодарны вам.

— Хорошо. — Он отставил чашку в сторону и повторил: — Хорошо. А вот съемки документального фильма нашему другу Стрикланду надо прекратить. Я знаю, что у вас особый интерес к нему. — Он изобразил озабоченность и натянуто улыбнулся. — Этот человек никому не принесет ничего хорошего. Поверьте мне.

Она почувствовала, как к лицу прилила кровь, и опустила глаза. Полированный дуб, плетеные испанские ковры на полу, эта уютная обстановка домашней жизни — все было ей молчаливым укором.

— Этот Стрикланд, — вкрадчиво продолжал Гарри, — он просто пес. По моему разумению.

Она попыталась произнести что-нибудь, чтобы заполнить наступившую вслед за этим паузу.

— И в самом деле, — спросил Гарри, — разве он собирается помочь нам? Разве он хочет помочь Оуэну? Нет. Поэтому мы рассчитаем его, и пусть занимается своими делами где-нибудь в другом месте.

— Это вам решать.

Он словно не слышал ее слов.

— Знаете ли, я — фантаст. А может быть, весь мир — фантазия. Люди не перестают удивлять меня. Может быть, я даже люблю их. — Он улыбнулся, довольный своей оригинальностью. — Я идеализирую их.

— Я понимаю. — Она чувствовала себя так, словно с нее содрали кожу.

— Хорошо еще, что у меня есть чувство юмора. Я всегда думал, что успех моего дела зависит от моего умения разбираться в людях. Сейчас я еще раз убеждаюсь, что это именно так.

— Гарри, вы заслуживаете лучшего к себе отношения со стороны всех, кто имеет с вами дело.

— Не я один заслуживаю этого, — со значением проговорил Торн.

62

Они вернулись на чердак Стрикланда в половине четвертого, незадолго до рассвета. Накануне днем у Энн была пресс-конференция в яхт-клубе. Она выразила уверенность, что Оуэн вскоре должен миновать мыс Горн, на сотни миль опережая своих соперников. Стрикланд снимал ее выступление. Вечером они отправились в «Да-Сильвано» поужинать, а затем — в «Рекс» на вечеринку, где все сплошь оказались либо союзниками, либо противниками Стрикланда. Солист, как выяснилось, знакомый Стрикланда, немедленно вскочил и начал импровизацию в его честь. Памела была больна.

Дома Стрикланд с полчаса просматривал отснятый материал на мониторе, а когда пришел в спальню, обнаружил Энн у круглого окна с пустым стаканом в руке. Стакан пришлось забрать. В колоннах ревели хиты шестидесятых годов, которые она заказала как-то с пьяных глаз, увидев рекламу по телевидению.

— Такие дни мне уже не под силу, — пожаловалась она. — Я больше просто не вынесу этого.

— Ты была великолепна, — заверил ее Стрикланд. — Я покажу тебе пленку, если хочешь убедиться.

— Нет, спасибо.

— Ты должна посмотреть ее. Я гордился тобой.

— Пожалуйста, нет, — взмолилась она. Стрикланд подошел к окну и выглянул на Одиннадцатую авеню.

— Я отнюдь не в восторге, когда считают, что я — олицетворение скрытого порока, ты знаешь.

— Я тебя понимаю, — отозвалась она, — но я не знаю, как мне быть дальше.