Переизбранное (сборник)

Ранний успех Коло-драматурга связан с творчеством режиссёра Мохнушко. Из воспоминаний шляхтича-авангардиста: «Мне так и не удалось поставить пьесу Андре Коло «ЗА ГРАНЬЮ». Дело там происходит в Ямало-Ненецком округе. Старуха Фёкла со товарищи на партсобрании. На стене висит помповое ружьё. ПОМПОВОЕ РУЖЬЁ (стреляет). СТАРУХА ФЁКЛА: Пиндык! (товарища уносят). ПОМПОВОЕ РУЖЬЁ (висит на стене, стреляет). СТАРУХА ФЁКЛА: Пиндык! (ещё одного товарища уносят)… Постановка тогда сорвалась из-за полной невозможности найти в Ямало-Ненецком округе помповое ружьё…

…Зато прогремела моя постановка его пьесы «ВСТРЕЧИ В ПОЛЬШЕ». Вот её суть.

Действующие лица:

МАРКИЗ САН-КЮЛОТ, якобы француз.

АЛИ ГОФРЕН, арабский турок.

СКОТ (пасётся).

ДЕВСТВЕННИЦА

ЛИСТВЕННИЦА

ЧЕРНИЛЬНИЦА

ПОСОЛЬСКИЕ АТТАШИ. Болотистая местность в Польше. Пасётся Скот. Убедившись, что Девственница, Лиственница и Чернильница одно и то же лицо, Сан-Кюлот только якобы француз, а Али Гофрен и вовсе мечеть в Арабской Турции, Скот тихо линяет. Пьеса с успехом шла в болотистых районах Польши».

Любопытны воспоминания А.В.Луначарского: «…Встретил Андре Коло у Оси Брика. Коло весь вечер молчал, потом произнёс: «Гость упал, вилка придёт». Весь в творческом процессе. Пишет роман «Юность микроба» (не дошедший до нас даже в огрызках – прим. ред.) Обозвал меня профессором кислых щей…»

Ключом к пониманию того, почему Коло всё же гораздо больше не написал, чем написал, для нас, коловедов, всегда будут его слова, сказанные им следователю Лубянки. Несгибаемый ленинец Коло бросил тогда (запротоколировано): «Всегда помни, сучара, что своей жизнедеятельностью ты приближаешь тепловую смерть Вселенной».

Своему же собаке дизелю Тугрику, впрочем, он всегда внушал совсем другое (не запротоколировано): «Помни, собака, что счастье – неизбежно!»

Мыкола Сатрапов, кандидат.

Стихи

Первая тетрадь

В поэтах

Кричат: пиши высоким штилем!Учись гекзаметры слагать!Кому нужны стихи такие,Что глаз корёжит их читать?Я был бы тут же ЛомоносовИль, на худой конец, Езоп,Когда б не рос среди барбосовИ кровососов, мать их так.Я так же часть родной культуры,Как с килькой кружка политуры.А хочешь Пушкина читать —Иди в читальню, вашу мать.Ха! Друг ваш Пушкин эфиопомПугал всех дам чернявой попой.А дамы все: хи-хи да хи,

И ну читать его стихи!Ваш Грибоедов за обедомВел с рюмкой умные беседы,Потом вдруг в Персию полез,И Грибоедова мы без.А ваш Михайла ЛомоносовВсе той же был страны барбосом.А кто такой ваш был Езоп —Вам не скажу, не знали чтоб.А я чем хуже, чем я хуже?Скажи-ка мне, читатель-друже!Ты думал, мне не по плечу?Сейчас такое наверчу!

Переделкино, 1932.

Я время пою

Я время пою, и стихами и без,

Когда в апрелесемнадцатого годаИльичбез лестницы на броневик залезИ такуюлампочкупоказал народам!

Переделкино, 1932

Забавы древних

Где Афины и Микены,Средь маслин и ишаков,Фигов, тогов и боговПифаген жил офигенный,Автор собственных штанов.А в вина огромной бочке,Закатив ее во двор,

Коротал хмельные ночкиПьянь-философ Диогор.В том же греческом селеньиПрямо в тоге на поленьяхАрхимед их похожденьяС восхищеньем наблюдал.Во мгновенья вдохновенийОн творил изобретений,И, в порядке развлечений,Солнцем жарких отраженийМоря корабли сжигал.И считал, схватив за ворот,Погрузив его до дна,Сколько туша ДиогораМожет вытеснить вина.

Переделкино, 1932

Песнь травы