Сами понимаете, как я тогда загорелся и как заиграла кровушка моя, моя плоть, навечно заключенная в тюрьму! Первым делом обследую покинутую, заколоченную Кудрей дачу. Тоже вроде вас нахапал дерева, кожаных диванов из графских гостиных, картин, бронзы, фарфора и прочего барахла… Все вы как один, сволочи, умрете в борьбе за это!.. Обследую. Явно бежал Кудря. Интуиция сработала. Чуял, что скоро крышка. Слился небось с массами или сиганул в Турцию. Обследую дачу. Подготовки сыщицкой – никакой. Только страсть, бешеная охотничья страсть и интерес взглянуть на отношение палачей к собственной боли, к унижению, к неминуемой смерти. Не нахожу, увы, ничего, что подсказало бы мне хотя бы направление поиска. Решаю объявить розыск. Стою тупо на участке, детектив вонючий, трухаю Сталину на глаза попасться и вдруг: ж-ж-ж-жу, зазвенели мои жилушки в резонанс со случайностью, не замеченной, конечно, в тот именно миг, но приведшей меня ни с того ни с сего к собачьей конуре. Вернее, это была не конура, а собачий домик, чем-то напоминавший Мавзолей. Пирамидка такая деревянная. Только стесаны грани, наляпаны резные планочки, чтобы не сквозило слишком явное сходство с известным шедевром архитектуры. Пародийность конуры была очевидна. Наверное, бежавший троцкист одинаково относился к своим двум врагам – умершему и живому. Цепь с ошейником наборным и чеканкой «Альфа». Ошейник не перетерт, не сброшен псом, а снят с него кем-то. Присел я. Смотрю на громадные, просто громадные, обглоданные Альфой, целые, неразрубленные даже бараньи тазы, свиные ноги с копытами и думаю: что же это за печь такая охуенная, если в нее целый хряк влазит?.. На даче такой нету. Углей и вертела на участке не видать. А главное, обожжены копыта и края костей дочерна, до хрупкости, до полного праха! Ну-ка, думаю, Вася, проверь версию! Все ж таки ты не голову, а жопу обморозил на проклятой колодине.
Хотел сначала взять с собой человека три из особого отдела, к которому был прикомандирован по звонку Сталина. Потом передумал. Взял пару «несчастий» на всякий случай в машину. Валяй, говорю шоферу, в крематорий! Есть – в крематорий!
Вечер. Дождь. Тоска. А если я ошибся? Тоска и дождь. Подъезжаем. Стучу в железные ворота. Никого. Перемахнул через них с верха подъезжавшей «эмки». Захожу в сторожку. Сторож, как это ни странно, мертв. Не остыл еще. Возможно даже, умер от моего стука. На столе – бутылка. На полу – выпавший из рук стакан в луже водки. Не успел сторож опохмелиться. Удар. Удачная смерть…
Вы считаете, что лучше подохнуть опохмелившись?.. Я так не считаю… У нас разное отношение к предсмертному состоянию… Я думаю, что лучше вообще не пить…
Мертв так мертв. Приказываю шоферу, открыв ворота, подъехать, желательно потише, к самому крематорию. Дождь. Отвратительное серое здание закрыто. Ищу черный ход. Нахожу. Лестница ведет в подвал. Оттуда доносятся голоса лиц мужского и женского пола, как пишут в протоколах допросов. Смех, кажущийся похабным и на расстоянии… Я был в штатском, хотя Сталин с ходу сделал меня лейтенантом. Форму я люто ненавижу по сей день… Человек десять там, думаю. С двумя маузерами и парой кулачин справлюсь. Вынимаю из кобуры «несчастье»… Постоял под дверью. Пир там у них горой. Тосты, блядские шуточки, трепанье насчет мировой революции. Суки, думаю, позорные! Мало вам блядей и вина! Вам еще мирового бардака не хватает! Достаю из кобуры второе «несчастье». Встаю на корточки. Смотрю в громадную замочную скважину… Ба!.. Вот тебе и классовая борьба! Стоит посередине странного, не имеющего правильных очертаний помещения стол… Я подчеркиваю, что это было именно помещение, то есть низкий закопченный потолок, одна стена выгнутая, полукруглая. Другая – мерзко вогнутая – образовала с полом тупой угол. Под потолком виднелась какая-то черная ниша. Стена третья, как я понял, была, собственно, вратами самого крематория. Частью обгорелый, потрескавшийся от жара кафель, частью сталь раздвижных створок с глазками, амперметры, вольтметры, градусники, кнопки-лампочки, два внушительных рубильника «симменс». В общем, изломанное безрассудно, случайно или вынужденно, пространство помещения было неживым и отвратительным. Посередине, хотя определить середину такого пространства очень нелегко, стоял продолговатый, типа теперешних журнальных, длинный низкий стол. На столе, на железных носилках с колесиками лежала жареная свинья… Не поросенок, а свинья… Не понимаю, гражданин Гуров, зачем вам понадобилось такое уточнение… Свинья лежала…
Ах это по вашему личному распоряжению она была выдана с мясокомбината собутыльнику Кудре?.. И опять же только случайность помешала вам быть в том обществе с девушкой? Потрясающе!.. Вам не удалось отправить жену Электру в Большой театр, и вот наша встреча снова отложена на десятки лет!..