Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри «попаданца»

Гостилицы

– Я задушу этого мерзкого старикашку собственными руками! Он будет хрипеть, пока не сдохнет!

Николай Зубов поднял большие волосатые руки над головой. Его крепко сжатые кулаки походили на небольшие дыни.

Из трех братьев Зубовых старший являлся самым сильным, дюжим верзилой, но от природы несколько туповатым, оправдывая старую русскую пословицу про наличие силы и отсутствие надобности в уме. Потому Николашенька был послушным орудием в руках своего младшего брата Валериана. Последний, в свою очередь, как выхолощенный конь под опытным всадником, находился под влиянием единственной сестры.

– Нет. Я его не задушу! – снова прохрипел Николай, сжав правой ладонью золотую, массивную табакерку. – Вот этой самой штукой проломлю ему голову, как гнилой орех!

Золотая безделица стала единственным наследством от покойного князя Яшвиля, застреленного вместе с Андреем Мариным у моста. Впрочем, если старший брат взял у него только табакерку, то младший, более расторопный и тароватый, заодно вытащил у покойных, как и у убитого на мосту Аргамакова, по кошелю с золотом.

Ведь тридцать тысяч рублей великолепно делится на четверых. Однако, скосив глаза на Саблукова, Валериан решил списать поручика из числа претендентов – сумма достаточно весомая, и она должна быть поделена между братьями Зубовыми.

А потому зачем им тут Саблуков?

– Он уже дряхлый старикашка, от нас далеко не уйдет! – с хриплой угрозой, с натужно побагровевшим лицом громко произнес средний из братьев Платон. На бывшего гатчинского почтмейстера сильно подействовала кровавая схватка на мосту. Как они и замыслили вчера, засада почти удалась. Но именно почти…

Два казака были застрелены в спину, но старик император оказался на диво проворен, ловок и опытен, насадив на шпагу одного заговорщика и застрелив еще двоих.

Пришлось хорошо «почистить» место, дабы раньше времени никто не обратил внимания. Тела погибших сразу отволокли в рощицу, где была заранее приготовлена яма. Но могила, предназначенная для троих, ведь никто из самих заговорщиков погибать не собирался, оказалась маловатой для пятерых. Углублять яму не стали, небрежно присыпали землей, не прочитав даже молитвы. Не до того стало – ведь началась охота на красного зверя!

Платон отчетливо понимал, как и все остальные, что нужно найти императора любой ценой, ибо в его смерти заключаются их счастливая жизнь и безоблачное будущее. Ведь полмиллиона рублей дадут прекрасную возможность прожить в Англии до конца дней, не зная нужды.

– Вот он, след! Вот, смотрите!

На примятой траве отчетливо виднелись отпечатки лошадиных копыт. Именно Ольга, самая глазастая среди Зубовых, вела их по следу.

Они не сомневались, что пройти осталось недолго, лошадь была ранена и явно теряла силы. Тем более местность, куда она ускакала, потихоньку становилась самым натуральным болотом. Ноги по щиколотку проваливались в пахнущую гнилью воду, каждый шаг давался с трудом.

– Братики, – сестра проговорила жалобным голосом, – вы уж с ним не деритесь, больно он ловок шпагой шпынять! Стреляйте в него, чего патроны жалеть. Как увидите, так и стреляйте! Револьвера-то у него нет.

Платон зло оскалился – всю жизнь прослужив рядовым почтмейстером, шпагу он не жаловал, предпочитая пистолет или шестизарядный револьвер, что обошелся дорого, но того стоил. Да и к чему ежедневно часами заниматься с рапирой, фехтовать, если точный выстрел разом сводит на нет все эти усилия?!

Средний из братьев Зубовых прекрасно знал, что сестра никогда глупостей не говорит, а потому Платон взвел большим пальцем курок, ставя револьвер на боевой взвод.

За спиной послышались такие же характерные звуки. Два других брата и трясущийся от страха Саблуков отнеслись к предупреждению Ольги очень серьезно, никто не собирался дуэлировать с императором: все прекрасно сознавали, что как бы ни был стар Петр Федорович, но умение сохранил, да и шпага у него далеко не простая. И не хотелось бы верить в такое, да уж весь Петербург полон легендами.

– Смотрите, вон лошадь лежит! Там, за кустами, царя придавила! – сестра взвизгнула от радости.

Платон остановился, чувствуя, как его ноги опускаются глубже в болотную жижу. Сердце в груди радостно забилось, он хорошо разглядел, что находится за шеренгой жиденьких кустов, среди невысоких кочек, густо поросших травой.

Так и есть – смертельно раненая лошадь знакомой гнедой масти завалилась на бок в болото, придавив крупом своего царственного седока. Из воды пузырем торчала военная куртка, и тощим задом выглядывали натянутые штаны.

– Сдох старикашка, утоп! – ликующе закричал Платон, и как бы подтверждая его радость, дружно закаркали вороны.

«Эти птицы неспроста здесь, чуют поживу!» – неожиданно подумал бывший почтмейстер и, с трудом выдирая ноги из жижи, поспешил к своей добыче. Подойдя к утопленнику, он цепко схватился за куртку и потянул ее на себя, чтобы вытащить из грязи труп.

– Что за черт! – возглас вырвался непроизвольно.

В куртке вместо тела оказался какой-то мусор, сырая трава, какие-то прутики. И это настолько привлекло его внимание, что он просто не заметил, как из-за кочки с густой осокой выскочил длинный серебристый клинок, нацеленный ему в сердце.

– А-а!

Платону показалось, будто перед глазами вспыхнула молния. Словно чья-то жестокая и крепкая рука схватила его за трепещущее сердце и безжалостно сжала. На рассудок тут же набросили темное покрывало – жизнь стремительно покинула тело несостоявшегося цареубийцы, и он ничком рухнул в болотную воду…