Перекличка

В те дни в Николасе ощущалась какая-то странная сдержанность. Временами он мрачнел, будто упрекая меня за то, что я согласилась выйти за него, но мужчин понять трудно, а я привыкла знать свое место. Неловко признаться, но я порой испытывала к нему материнские чувства. Словно я была гораздо старше своих лет, а он гораздо моложе своих, словно он нуждался в моей опеке куда больше, чем я в его. Ночами я подолгу лежала без сна, терзаясь сомнениями и обидой, но я сумела смирить свою гордыню. С самого детства мне внушали мысль о том, что я когда-нибудь выйду замуж и стану помощницей своему мужу, и я принимала это как должное, но теперь я ощущала в себе нечто вроде сопротивления воле господней, и оно тревожило меня. Если бы знать наверняка, что я исполняю его волю; но грешно молить о предзнаменовании. Нужно просто верить. И вот мы поженились под проливным дождем. Может быть, дождь и был тем знамением, о котором я не решалась молить? Пути господни неисповедимы. Смирение. Главное — смирение.

Дабы жена восхваляла господа, являя покорность своему мужу.

Шумное веселье нашего свадебного пира раздражало меня, но я приняла это как еще одно испытание, через которое следует пройти, чтобы закалить свой дух. Гораздо удивительней было то, что, когда все наконец разъехались и мы остались одни, я почувствовала смущение от окружившей нас тишины. Маленький дом казался слишком огромным для нас двоих. На стенах спальни плясали отблески свечей, дождь капал через прохудившуюся крышу. Мы с Николасом были одни — впервые. Он стоял, глядя в окно, за которым не было ничего, кроме черноты.

У меня перехватило дыхание. Но я подошла к нему поближе и встала у него за спиной.

— Мне кажется, нам следует лечь спать.

И чуть не прибавила при этом «мой мальчик». Он и в самом деле был похож на маленького смущенного мальчика.

— Да… хорошо… — запинаясь, пробормотал он. — Но крыша протекает.

— Починишь ее утром.

— Нет, я схожу посмотрю сейчас.

— В такой-то дождь. Пошли лучше Галанта.

Но он уже вышел. Свечу чуть не задуло, когда он открыл заднюю дверь. Черная вода натекла в дом и образовала на полу лужу. Мне не хотелось оставаться одной. А если дождем размоет фундамент и стены рухнут? Я рывком открыла дверь, окликая его. И мгновенно промокла до нитки.

— Иди домой! — крикнул он из темноты с такой яростью, что мне пришлось подчиниться.

В углу полутемной кухни на полу спали рабы. Галант и Онтонг с фермы свекра и рабыня моего отца Лидия. Я с отвращением глядела, как они, точно звери, все вместе лежали под грубым одеялом. Вне себя от возмущения, я пнула их ногой:

— Лидия, вставай и свари мне кофе.

— Хорошо, хозяйка.

Ничего не соображая со сна, она безропотно выбралась наружу, совершенно голая. Мне было не разглядеть остальных в темноте, но их глаза, хотя и невидимые, были тут — вторжение чужаков в мой собственный дом.

— Ради бога, Лидия, надень что-нибудь, — приказала я. — Как ты можешь расхаживать голая. Это неприлично.

— Да, хозяйка.

Все еще раздосадованная, я прошла обратно в спальню, сняла подвенечное платье, надела ночную рубашку и села на кровать. В окно по-прежнему хлестал дождь. Я чувствовала себя покинутой. Когда же вернется Николас, подумала я и слегка вздрогнула, вспомнив клубок черных тел на полу в кухне, их запах. Когда Лидия принесла кофе, мой внимательный взгляд словно проник через ее одежду, и я с отвращением увидела ее тело и груди. Господи, ведь мы не животные, мы люди. И все же скоро и мне придется смириться и покориться столь же безропотно, как покоряется она.

После того как она удалилась, бесшумно переступая босыми ногами, я еще долго неподвижно сидела на кровати, даже не пригубив кофе. Стыдясь самой мысли о предстоящем унижении, я желала лишь одного, чтобы Николас поскорее вернулся и все бы осталось уже позади.

И вот он пришел, совершенно вымокший, белокурые волосы от воды потемнели и слиплись.

— Я думал, что ты уже спишь. — В его голосе мне послышался упрек.

— Я ждала тебя. Иди сюда, ты продрог.

Я встала и налила ему остывший кофе. Он так и стоял в мокрой одежде, с которой стекала вода.

— Тебе нужно раздеться и лечь в постель, — сказала я.

Его глаза на влажном от дождя лице казались неестественно большими. Продолговатый череп. Кто он такой, этот незнакомец, — мой муж? Я вдруг почувствовала, как во мне разгорается желание. Смутившись и задыхаясь от волнения, я быстро легла в постель и отвернулась, чтобы он мог раздеться.

Прошло довольно много времени, прежде чем он забрался под одеяло, в ночной рубахе, все еще дрожа от холода. Он задул свечу и не шевелясь лежал на краю кровати. И тут я вдруг поняла, что он боится меня куда сильнее, чем я боялась его некоторое время назад. И мне снова показалось, будто он не муж мне, а сын.

— Теперь мы женаты, — сказала я, с удивлением услыхав свой хриплый голос. — И ты должен сделать меня своей женой.

— Ты, наверное, очень устала, Сесилия, — ответил он. — Позади трудный день. Спокойной ночи.