Перекрестки сумерек (др. изд.)

— Довольно, Наренвин, — ледяным тоном отрезала Кэтрин. — С Коварлой будешь разбираться сама. — Черноволосая женщина скосила глаза на Сестру из своей Айя. — Полагаю, Тарна, ты можешь отправиться со мной. В рыбачьей лодке хватит места для двоих.

Тарна чуть-чуть склонила голову, возможно в знак благодарности.

Завершив беседу, парочка Красных Сестер запахнулась в плащи и плавно двинулась к двери, ведущей в глубь дома. Наренвин кинула им вслед раздраженный взгляд и затем обратила свое внимание на Гавина, нацепив на себя маску некоего подобия невозмутимости.

Но не успела она и рта раскрыть, как Гавин спросил:

— У вас есть известия о моей сестре? Вы знаете, где она?

Наренвин и в самом деле очень устала. Женщина заморгала, и он чуть ли не наяву видел, как она складывает в уме ответ, который все равно ничего бы ему не сказал.

Остановившись на полпути к двери, Тарна проговорила:

— Когда я в последний раз видела Илэйн, она была с мятежницами. — Все головы повернулись к ней. — Но кара твоей сестре не грозит, — спокойно продолжала она, — поэтому за нее не волнуйся. Принятые не выбирают, кому из Сестер повиноваться. Даю тебе свое слово: по закону ей ничего страшного за это не грозит.

Казалось, Тарна не замечает ни ледяного взора Кэтрин, ни выпученных глаз Наренвин.

— Как будто раньше нельзя было мне сказать, — не скрывая грубости, отозвался Гавин. Никто не разговаривает с Айз Седай в таком тоне, разве только один раз, но ему уже было безразлично. Две другие сестры удивлены тем, что Тарне был известен ответ, или тем, что она ответила? — Что вы имеете в виду, говоря «ничего страшного»?

Светловолосая сестра коротко, лающе хохотнула.

— Вряд ли могу пообещать, что после порки не останется следов, если коготок у нее слишком увяз. Илэйн — одна из Принятых, она ведь — не Айз Седай. Однако звание Принятой защищает ее от крупных бед, если ее ввела в заблуждение кто-то из Сестер. И вы никогда не спрашивали, что с ней. Кроме того, спасать ее нет необходимости, даже если бы вам и было под силу ее спасти. Она — с Айз Седай. Теперь вы знаете столько же, сколько я. А сейчас я собираюсь выкроить до рассвета несколько часов сна. Оставляю тебя, Наренвин.

Кэтрин наблюдала за ней, не моргнув глазом, храня прежнее выражение лица, — женщина изо льда, с глазами охотящейся кошки. Затем она сама широким шагом покинула комнату так стремительно, что плащ развевался у нее за спиной.

— Тарна права, — промолвила Наренвин, когда за Кэтрин захлопнулась дверь. Маленькая женщина хоть и не могла придать себе столь же соответствующий Айз Седай облик спокойствия и таинственности, как две другие Сестры, но в одиночку ей это удавалось неплохо. — Илэйн накрепко связана с Белой Башней. Так же как и вы, сколько бы вы этого ни отрицали. Вся история Андора связывает вас с Башней.

— Все Отроки решили связать себя с Башней согласно собственному выбору, Наренвин Седай, — сказал Раджар, учтиво отвесив ей поклон.

Наренвин же не сводила взора с Гавина.

Он зажмурил глаза — что он еще мог сделать? — сдерживаясь, чтобы не тереть их руками. Отроки былисвязаны с Белой Башней. Никто никогда не забудет, как они сражались, сражались на территории самой Башни, чтобы помешать спастись низложенной Амерлин. Хорошо это или плохо, но слухи об этом будут сопутствовать им до самой могилы. Он тоже несет на себе печать тех событий и вдобавок отмечен собственными секретами. После того кровопролития именно он дал возможность Суан Санчей бежать. Но, что куда важнее, с Белой Башней его связывала Илэйн, а еще — Эгвейн ал'Вир, и Гавин не знал, какой узел затянулся туже — любовь к сестре или любовь его души. Отказаться от чего-то одного означало отказаться от всего, а пока он дышит, он не мог отречься ни от Илэйн, ни от Эгвейн.

— Даю тебе слово: я сделаю все, что в моих силах, — безрадостно промолвил Гавин. — Чего хочет от меня Элайда?

* * *

Небо над Кэймлином было ясным, светло-золотой диск солнца почти добрался до полуденной высоты. Солнце заливало яркими лучами белое покрывало, устилавшее окружающую город местность, но совсем не грело. Тем не менее погода стояла теплее, чем ожидал в его родной Салдэйе, и Даврам Башир нисколько не жалел, что его новый плащ подбит мехом куницы. В любом случае на морозе на густые усы Башира налипло больше белесого инея, чем за все годы жизни на них намело седины. Он стоял на возвышенности в лиге к северу от Кэймлина, среди лишившихся листвы деревьев, по лодыжки в снегу, и, приставив к глазу длинную, оправленную в золото зрительную трубу, наблюдал за происходящим в низине в миле южнее него. Быстрец тыкался мордой в плечо, но Башир не обращал на гнедого внимания. Быстрецу не нравилось стоять неподвижно, но иногда приходится делать не то, что хочется, а то, что нужно.