Перекрестки сумерек

Ее присутствие было довольно неожиданным. Делана часто поддерживала Эгвейн в Совете Башни, пока Восседающие пререкались по поводу того, действительно ли какое-то отдельно взятое решение имеет отношение к войне против Элайды. Это означало, что Совету требовалось поддерживать распоряжения Эгвейн, как будто они находились в полном согласии, и даже Восседающим, которые поддерживали объявление войны, не нравился такой оборот событий, что привело к бесконечным препираниям. Они хотели свалить Элайду, но, предоставленный сам себе, Совет так и не пошел бы дальше споров. Хотя, по правде, поддержка Деланы не всегда была хороша. Один день она являлась воплощением Серых, стремящихся к согласию, на другой же могла быть столь резкой в своих аргументах, что каждой Восседающей хотелось отвернуться от нее. В других отношениях она также была известна как мастер стравливать противников. Не меньше трех раз она требовала от Совета официального заявления, что Элайда является Черной Айя. Это всегда приводило к неловкой тишине, пока кто-нибудь не объявлял собрание закрытым. Мало кто хотел обсуждать в открытую Черных Айя. Делана же готова была обсуждать что угодно — от того, как же найти должные одежды для девяти сотен и восьмидесяти семи послушниц, до наличия среди сестер тайных приверженцев Элайды, еще одной темы, которая не давала покоя многим сестрам. Но почему Делана выехала одна и столь рано? Раньше она никогда не приближалась к Эгвейн без еще одной, а то и трех Восседающих. Бледно-голубые глаза Деланы выдавали не больше, чем гладкое лицо Айз Седай.

— Пока мы едем, — ответила Делане Эгвейн. — Мы хотим побыть наедине, — добавила она, когда Шириам попыталась открыть рот. — Пожалуйста, останься с остальными. — Зеленые глаза Хранительницы сузились так, что это могло показаться гневом. Умелая и энергичная Хранительница, она возложила надежды на Эгвейн и почти не скрывала, что ей не нравились любые встречи той, в которых она не могла принять участия. Расстроенная или нет, но она склонила голову в знак повиновения после секундного колебания. Шириам не всегда знала, кто из них командует, но в этот раз все было очевидно.

От реки Эринин шел подъем, не холмы, а равномерное повышение к гигантскому пику, который высился на западе над округой, столь массивный, что само название «гора» казалось насмешкой. Драконова Гора возвышалась бы надо всем даже на Хребте Мира, а в относительно равнинных землях Тар Валона ее снежный гребень, казалось, достигал небес, особенно когда с его зазубренной вершины вырывалась тоненькая струйка дыма, как это было сейчас. То, что на такой высоте казалось тонкой ниточкой, поблизости выглядело бы совершенно иначе. Деревья отступали на полпути вверх по Драконовой Горе, и никому еще не удавалось подняться на ее гребень, хотя, говорят, склоны усеяны костями тех, кто пытался это сделать. Зачем они пытались, никто объяснить не мог. Порой длинная вечерняя тень горы достигала города. Те, кто жил в окрестностях, привыкли к тому, что Драконова Гора занимает полнеба, так же как привыкли они и к тому, что над стенами города возвышается Белая Башня, видная за многие мили. Обе они были обычным явлением, которое всегда было и всегда будет, но человеческие интересы были заняты урожаями и ремеслами, а не горами или Айз Седай.

В крошечных селениях из десятка или дюжины каменных домов, крытых соломой или шифером, как и в редких деревнях из сотни домов, дети, игравшие в снегу или носившие в ведрах воду из колодцев, останавливались поглазеть на солдат, которые ехали вдоль грязных колей, не покрытых снегом и потому напоминавших дороги. У них не было знамен, но у некоторых из солдат на плащах или рукавах горело Пламя Тар Валона, а чудные плащи Стражей говорили о том, что по крайней мере некоторые из женщин — Айз Седай. Даже столь близко к городу до недавних пор сестры были редким зрелищем, и это заставляло блестеть ребячьи глазки. Да и сами солдаты, наверное, входили в список чудес. Большую часть земли занимали фермы, кормившие Тар Валон. Неуклюжие дома и высокие каменные или кирпичные амбары были окружены полями, разгороженными стенками из камня, между которыми терялись рощи, леса и чащи. Частенько группки фермерских детишек бежали вдоль колеи, подпрыгивая на снегу, точно зайцы. Зимние работы заставляли старших держаться по домам, но те, кто, плотно закутавшись от мороза, рискнули высунуться за порог, едва ли удостаивали взглядом солдат, Стражей или Айз Седай. Скоро весна, а там пахать, сажать, и что бы там Айз Седай ни вытворяли, это останется неизменным. Да будет на то воля, ничего и не изменится.