Перекресток

Я плохо помнил, что было дальше. Я видел красные, потные лица солдат, их безумные, алчущие глаза, устремленные на танцующих жриц Сиаллы; из общего гомона прорывались отдельные, пахнущие перегаром реплики... И тогда я ступил на ковер из цветов и вновь доверился своим пальцам, и музыка, звучавшая во мне, перетекла в дрожащие от предчувствия струны лея, и дальше, дальше...

Я видел, как звериный блеск в глазах солдат постепенно сменяется огнем искреннего восхищения, и руки, привыкшие к мечу и копью, тянутся к обнаженным жрицам уже не с грубой похотью, а с мольбой о снисхождении; как хмельные морды становятся человеческими лицами, и нестройные, осипшие голоса присоединяются к голосу главной жрицы, вознося хвалу...

И когда в центре освещенного круга возникла Клейрис - на мгновенье все, даже я, застыли в потрясенной немоте! Спустя секунду я вновь заиграл, и так я играл в первый и последний раз в своей раздерганной, промозглой жизни!.. Тело Клейрис покорно окунулось в поток звуков и поплыло в их струях; оно словно менялось вместе с музыкой - и девушка то выгибалась сладострастной кошкой, то гордым лебедем плыла по цветочной воде, то застывала безмолвным изваяньем, то превращалась в неистовое, сжигающее пламя - и из пламени рождалась Богиня, сама Сиалла-Лучница, рассыпающая цветы и поражающая стрелами своего чудесного лука; а когда она, наконец, выстрелила - сотни сияющих лучей пронзили сердца сидящих в зале, и стон восторга отразился от древних стен, а жрицы и вместе с ними девушки окрестных деревень, решившиеся развязать свой пояс в честь Богини - все они скользнули в ждущие объятия, и больше не было пьяной солдатни и голых тел, а было великое таинство единения и потаенное, известное только двоим...

А я все играл и не видел крови на сбитых пальцах... играл и не видел, играл и...

14

...Ночь. Мать-Ночь Ахайри стоит за окном, подрагивая светляками звезд, отголоски Празднества бродят во мне терпким, клокочущим хмелем, и горячее тело Лайны-Предстоящей рядом...

- Ты молодец, Сарт...

Я лежу в смятых простынях, вольно закинув руки за голову. Я молчу. Я и сам знаю, что я - молодец.

- Ты хорошо поработал, Сарт...

Я молчу. Я не просто хорошо - я прекрасно поработал. Праздник удался как нельзя лучше, у Варны-Предстоящей есть два отличных Мифотворца... Я не хочу думать, что теперь их - нас! - ждет изменчивый Дом-на-Перекрестке; не хочу думать о том, что будет завтра; не хочу думать о слепом Эйнаре, о теле, зарытом не заднем дворе, о своих догадках - о многом, об очень многом я совершенно не хочу думать...

Я хочу думать о любви, лежащей в основе большинства мифов, о Грольне и Клейрис, о пальцах, касающихся струн, и о ногах, переступающих по усыпанному цветами полу; о Сиалле-Лучнице и ее сияющих стрелах...

- Скажи мне, Сарт, что ты создал сегодня?

Ночь. Темная Мать улыбается и дышит в окно прохладой.

- Я создал миф, Лайна... Я создал целый венок легенд: легенду о солдатах, которых Сиалла свела с ума и привела в свой храм вопреки воле их командиров; легенду о пьяной солдатне, протрезвевшей и преобразившейся перед таинством Богини, и взамен получившей иное, неземное опьянение... Легенду о появлении в Фольнарке самой Сиаллы-Страстной в сопровождении небесных музыкантов... и, наконец, легенду о тех командирах, которые запретили своим воинам идти на праздник и были наказаны за святотатство в столице уже наверняка судачат о четырех офицерах, утративших мужскую силу в самый разгар празднества... Достаточно?

- Достаточно! - смеется в темноте Лайна, и мне кажется, что звездный хрусталь ночи тихонько позванивает в бархатной бесконечности...

- Ты знаешь, Лайна, - задумчиво шепчу я, и темнота затихает, вслушиваясь, - пожалуй, и мне хотелось бы уважить Сиаллу-Страстную и заняться тем, чем и положено заниматься в эту ночь.

- Тогда, о хитроумный Сарт, мне придется к тебе присоединиться - не заниматься же тебе этим в одиночестве? - и ночь снова заливается смехом, но на этот раз таким пьянящим и зовущим...

...Через некоторое время, расслабленно раскинувшись на постели, я услышал, как Лайна прошептала:

- Воистину, благословение Сиаллы снизошло на тебя! Раньше я не замечала за тобой такого усердия...

- Понятное дело, - бормочу я сквозь сон, - еще как снизошло... ведь я пил это вино вместе со всеми...

ВОЗЛЕСЛОВИЕ. ЭЙНАР БИЧ БОЖИЙ

...Он проснулся от какого-то смутного предчувствия.

Одна из жриц Сиаллы добровольно вызвалась ублажать убогого - и, похоже, не прогадала, покинув его ложе только перед рассветом в полном изнеможении; но, тем не менее, спал он чутко и мгновенно сел на кровати, еще не понимая причины внезапного пробуждения.

Темнота окружала его. Он все никак не мог привыкнуть к ней, она давила, морочила; в ней ворочались чужие, неуютные шорохи, запахи...

Плохая темнота... лживая, как вечность...

Он встал, расплескав окружающий мрак, и подошел к двери. Открыл ее, постоял на пороге, вслушиваясь в неизвестное, тяжело поворачивая всклокоченную голову - и присел на корточки, обернувшись к проему спиной и нашаривая в углу тюк со своей звенящей поклажей.