Перекресток

Все надо делать вовремя. Время камни разбрасывать, и время собирать, как любил говаривать покойный наставник при дворе, удавленный за неучтивость. Разбрасывать так, чтоб падали, куда положено, и на кого положено (князь вспомнил свой полк легких пращников и довольно пожевал губами), и собирать тоже надо с умом. Без ума собрал, свалил в кучу - холм получился, а кому тот холм нужен?.. Разве что на могилу, для вечной памяти, и то...

А попадется толковый каменщик - и лягут камни в основу столичного храма Инара-Громовержца; поклонятся людишки грозному князю неба, глядишь и ему, земному князю охотней кланяться станут.

Хорошая вещь - вера... полезная, дорогостоящая... сколько запросит Хаом за слово о храме?.. не базар здесь, не поторгуешься...

"Вера... - думал молодой послушник Махиша, разглядывая своего знатного ровесника. - Ишь, словно купец: весы вынул и прикидывает, сколько барыша достанется... Шалишь, князюшка, с огнем играешь!.. Будет барыш, да не тебе..."

Послушник хмуро глядел, как напускное безразличие застывает на лице гостя равнодушно-приветливой маской династии, выдержавшей и вой степняков, и каменные ножи староверов, и многое другое... ох, многое, бессчетное, гулевое; веками выдержанное, отстоянное...

А плащ княжеский; алое, золотом шитое корзно волочилось по грешной земле, в пыли - пойдет дождь, и пыль станет грязью, а плащ станет неотличим от дерюжной накидки послушника Махиши...

Где князь, где холоп?.. Не запутаться бы, не ошибиться...

Именно эта мысль - глупая, пустая, ядовитая - занозой сидела в мозгу ученика несговорчивого волхва Хаома; сидела и упорно не хотела вылезать. Махиша глядел на князя и вспоминал изнурительные часы медитаций под Грозовым деревом, когда он из последних сил прорывался внутренним взором к тайному Алтарю Инара-Грозовика, вне дорог человеческих, вне реальности и понимания - где сливаются воедино все алтари в храмах и капищах, где вера людская становится бытием... как весенние ручьи, ручейки и просто талые струйки сливаются в страшную, упругую стихию взбунтовавшегося половодья...

Ах, вера, вера, вера людская!.. Кто тебя хоть раз вкусил... жрецы, маги, шаманы, ясновидцы, пророки - Предстоятели!..

Трижды видел он - словно в бреду - тот Алтарь, и косматое, гневно-смеющееся лицо над ним; и оба первых раза это было знакомое лицо волхва Хаома, а в третий... Махишу вновь сотряс озноб лихорадочного возбуждения - он вспомнил!

Вспомнил невероятное чувство всесилия, вспыхнувшее в нем в тот сладостный миг.

Он видел свое лицо.

Махиша, скрестив ноги, сидел под Грозовым Древом, и лопались нити между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении беснующихся молний... Тогда он впервые понял - глядя одновременно снизу вверх и сверху вниз - понял две истины.

Нет, не две - три.

Он понял, что богов - нет. Нет Стоящих над миром - но есть Предстоящие.

Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.

И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться.

И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля Инара-Громовержца.

И эта истина вновь позволила ощутить опору и устойчивость.

А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием грядущего.

- ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе мне ждать, идол?!.

Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного князя. Он слышал совсем другое.

То, о чем молчал сейчас волхв Хаом - на пороге между прошлой силой и будущим бессилием.

И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.

И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные, бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в самых затаенных мечтах.

Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.

...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно - когда два огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в Ничто.

Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома.

Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи, укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...

Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с грохотом подскакивающую на выбоинах неба.

Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.

Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое лицо. Зря, конечно, все равно дождь...