Перекресток одиночества 4: Часть вторая (СИ)

Да вроде слышу, раз стою здесь в ледяной гробнице, зная, что как только отпустит боль в руках, я развернулись и, действуя в дрожащем свете умирающего фонарика, постараюсь нанести еще пару сотен ударов по не хотящему легко поддаваться льду.

Чтобы мысли не разнились с делами, я так и поступил, повернувшись и, преодолевая боль мышц, ударив сталью по льду. А затем еще один удар… и еще…

А будет ли награда за мое упорство?

Если верить всеобщему мнению — да, награда обязательно найдет своего героя.

Ведь не зря же придуманы все эти многочисленные басни про веселых стрекоз с трудолюбивыми муравьями и все эти поговорки про ранних пташек и трудолюбие. В детстве над моей кроватью бабушка повесила вышитую ею на белом полотенце поговорку — так, чтобы я видел и читал эти слова после каждого пробуждения.

«Воля и труд дивные всходы дают».

Я всегда верил этим словам.

Но если спросить меня сейчас, то я отвечу — а вот ни черта подобного. Никакая награда тебе не гарантирована. И плевать насколько упорный ты трудяга. Можно быть самым упорным и деятельным человеком в мире, двигаясь в нужную сторону, совершая правильные поступки, заставляя и преодолевая себя, но при этом в финале ты не получишь ровным счетом ничего, а что еще обидней — тебя настигнет разорение, от тебя уйдет семья, друзья отвернутся, а тот, кто начал тот же бизнес гораздо позднее тебя и вкладывал куда меньших усилий вдруг преуспеет в нем.

Почему так? Да потому что такая вот она жизнь.

И сейчас, долбя этот лед, следуя за трещинами и сколами, я упорно пробиваю сантиметр за сантиметром, но знаю, что награды за мое упорство может и не быть. Сейчас трещины вдруг исчезнут и дальше опять пойдет монолитный камень, который не пробить даже отбойным молотком. Все мои труды пропадут зря и мне придется вновь распластаться в узком лазе и двинуться дальше — в надежде заметить следующий многообещающий скол или иной след на камне. И мирозданию будет плевать насколько сильно терзает меня обида и насколько больно моему зря так старавшемуся измученному телу.

Такая вот она жизнь…

При следующем ударе сталь пробила ледяной нарост и молоток провалился в снежную массу за ним. Вытащив инструмент, я, не позволяя себе никаких эмоций, неспешно расширил отверстие, выгреб из него столько снега, сколько смог со своей позиции, сделал фонарик ярче, оглядел образовавшуюся нишу и только тогда улыбнулся.

Ладно…

Иногда награда за упорство все же случается…

* * *

Чем меня удивляли луковианцы и чем они, возможно, походили на нас, так это желанием давать звучные названия везде, где это было возможно. Была у них станция Пытливость. Теперь появился наблюдательный пункт Решимость. И сообщивший мне это ученый луковианец, гордо добавил, что название именно на русском языке — в честь первооткрывателя. Можно назвать «Решимость Охотника», если вдруг возникнет такое желание и…

Я вежливо отказался от этой чести и за пунктом осталось название «Решимость».

А мое открытие представляло собой большую изогнутую выбоину в скале. И судя по многочисленным трещинам, по вмерзшему каменному крошеву и по глубоким бороздам, это была именно выбоина — след от прилетевшего в скалу солидному такому снаряду. Изначально мы подумали, что снарядом был какой-нибудь камень, прилетевший сюда во время приземления Столпа. Но затем Филя, одним из первых добравшихся сюда и начавшим разгребать снег и сбивать лед, отыскал несколько железным скрученных осколков. Следом еще пара таких обнаружилась им же торчащими из камня. И стало ясно, что сюда угодил орудийный снаряд или просто была закреплена позднее взорвавшаяся бомба солидной мощности. Еще было предположение о врезавшемся в скалу летающем кресте, но мы не нашли остатков кокпита, кирпичей или шестерней. Да и какая разница? Все это произошло очень давно. А после того, как взрыв утих, в дыру набился снег вперемешку со льдом, а сверху образовалась корка. Так здешняя исковерканная природа надолго замуровала каверну — пока сюда не явились дрожащие от холода людишки-муравьишки и не откопали нужное им углубление от снега.

«Мы прямо как первобытные!» — гордо заявил Филимон — «Нашли пещеру — и обжили!».