Перекресток одиночества 4: Часть вторая (СИ)

— Там они — подавшись ко мне, шепнул он словно по большому секрету — Мы здесь в кухнях давно это знаем. Да все об этом знают. Планету оставили они, Тихон, ибо жить им здесь стало невозможно. Детки урождались уродами отсталыми, взрослые сходили с ума пачками, начинали кидаться на всех с оружием… да тут много чего страшного творилось после того, как им удалось пленить и заморозить общего нашего врага. Он стал их пленником, но отравил их планету. Как это называется? Пиррова победа?

— Пиррова победа — медленно повторил я, глядя на здешнюю луну.

— Сначала они пытались… экспедиции к Столпу посылали, погибали сотнями, держались за родную планету зубами и когтями, но все сильнее хирели и наконец поняли, что оставаться им здесь никак нельзя. И они ушли. Перебрались частично на эту луну, а остальные вроде как отправились еще дальше — не поверив, что Столп удастся сдерживать вечно.

— А фурриары — вырвалось у меня — Они откуда взялись?

— Так почти отсюда же — хмыкнул старичок и сделал большой булькающий глоток — Ох хорошо… Они с этой же планетарной системы. Живут по соседству можно сказать.

— Две обитаемые планеты в одной системе? — я почти не удивился даже.

— А чему тут удивляться? Ты нас всех видел? Да различия есть, но ведь у каждого из нас по две ноги и по две руки, по два глаза и по одной голове на плечах. И сердце в груди бьется у каждого. Все мы произошли из одного семени, Тихон. А кто семя-то в землю бросил знаешь?

Я чуть было не кивнул, но вовремя сдержался и просто повернулся к собеседнику. А тот, выдержав паузу, ткнул пальцем в сторону Столпа:

— Вот тот самый огромный монстр нас и породил всех, Тихон! Как бог! Вот только не как в библии и не по своему подобию, а скорее, как пастух, что плодит овечье стадо для собственного пропитания.

— Что?! — вряд ли мне удалось притвориться действительно потрясенным, но подвыпивший старик уже ничего не замечал. Дав мне еще раз взглянуть на снежную пустошь, он дернул за рычаг и потащил мне прочь, продолжая с ликованием вываливать на меня факт за фактом:

— Вот так и вышло! Фурриары нам все давненько уж рассказали, как есть. Здешние хозяева медузу веками их пожиравшую пленили, а вынести ее соседства не смогли и потому бежали прочь, только и успев чудовище получше заморозить и кресты летающие развесить вокруг него! Вместо себя они оставили приглядывать своих давнишних знакомых фурриаров, а те уж развернули тут хозяйство справное да надежное. Вот только они тоже прямого удара не держат и потому приходится им по другим мирам в поисках живой крепкой силы шариться — так вот и до Земли нашей тропку протоптали. А кто им адреса подсказал знаешь?

Я отрицательно покачал головой, и торжествующе улыбнувшийся Василий опять указал на Столп:

— А как-то из него и вытащили адреса! Представляешь?! Нет ну оно понятно, что пастух должон знать где пасутся его нагуливающие жирок овцы. Но ведь не разговаривали же они с ним? А все одно дознались, а потом уж экспедиции снарядили — для нашего найма на службу верную.

— Найма?! — вырвалось у меня, и старичок вздрогнул от моего тона — Меня не нанимали!

Поперхнувшись, я вовремя замолк и виновато улыбнулся, тянясь за бутылкой.

— Не служи мы здесь вместе с другими плечом к плечу — давно бы уж эта тварь освободилась из плена и по наши души явилась бы. И на Землю бы заглянула! — убежденно проговорил Василий, отдавая бутылку и крепко стискивая мое запястье — Мы тут не зря жизни кладем на алтарь, Тихон!

Сделав несколько шагов, он остановился, повернулся ко мне и, проникновенно заглянув в глаза, продолжил явно волнительную для него тему:

— Мы избранные! Ты, я, другие кухонники. Мы народ кормим! Мы на первых рубежах! Это ведь как на войне — без исправно работающей полевой кухни не куда! Голодный солдат воевать не может. А мы те, кто должен его накормить от пуза! И про десерт сладкий не забыть время от времени — чтобы не только тело, но и душу его порадовать. А тем, кто особо отличился — можно и нужно сигареток подбросить, лекарств немного, записку ободряющую или еще чего по мелочи нужного и полезного! На наши плечи столько важного возложено! Подумай сам, Тихон — там в келье много ума не надо. Дергай себе за рычаги и больше ни о чем не думай. А вот мы… мы тут стараемся, мы людей кормим вкусно и сытно! Вот я сам может и не повар — но на мне столько дел подсобных! За день столько шагов намотаю — ноги отваливаются, поясница немеет и дыхание в груди спирает. Заснуть вот ночами не могу. А все одно мне себя не жаль! Раз уж меня в свое время избрали сюда — я людей не подведу и позабочусь о том, чтобы у них в кельях горячая еда вовремя появлялась. А теперь и ты сюда избран! Вижу, что бурлит в тебе недовольство остаточное — но ведь когда с тобой Тошич беседы вел тайные, пусть и не напрямую, он ведь спрашивал готов ли делу полезному всю жизнь служить… или не спрашивал?

— Спрашивал — пробурчал я, чуток потрясенный его неистовостью и искренностью.

— Ты ведь ту главную записку в еде получил? Где спрашивалось о готовности служить?

— Ну получил…