Перекресток утопий

Идеи Альтова кажутся сверхфантастическими, но в этом смысле они мало чем отличаются от идей, например, Вернадского, который утверждал, что человечество быстрыми шагами идет к автотрофности, то есть к независимости от другой жизни, а питание будет получать непосредственно из воздуха и солнечного света. Я понимаю, насколько льщу Альтову, сравнивая его с великим ученым. Но я только в этом отношении их сравниваю: предположения Вернадского так же далеки от воплощения в жизнь, как и предложения Альтова. Это и есть та научная фантастика, о которой мечтал Альтов. К художественной литературе она отношения не имеет. Не будем же мы в самом-то деле на читательских конференциях обсуждать, возможно ли, чтобы человек стал поддерживать свое существование без животных и растений. (К счастью, Вернадский в отличие от калужского коллеги не предлагал их уничтожить за бесполезностью). Вернадский стремился спасти человечество от гибели, которая ему грозит из-за нехватки пищевых ресурсов. Но и Альтов искал пути преодоления земной ограниченности.

Эти смелые идеи отличались от убогостей «ближнего прицела», как скопление галактик от кучи битых кирпичей, хотя книги и тех, и других продолжали именоваться научной фантастикой. К сожалению, «капитаны Немо», которые озвучивали бы «безумные» идеи в рассказах Альтова, Журавлевой, Днепрова и других создателей новой волны, так и не появились. Да сочинители и не стремились вырезать говорящих человечков из неуклюжих литературных поленьев.

Поворот против ветра произошел в первой половине 60-х годов. Конечно, и в эти годы продолжали во всю печататься окаменевшие в старых формах Казанцев, Немцов, Томан со товарищи, не пожелавшие поступиться принципами. Но общественный тон уже задавали иные книги.

Владимир Савченко после добротных, но традиционных «Черных звезд» написал пьесу «Новое оружие»

, по тем временам настолько острую, что я до сих пор не перестаю удивляться, каким образом она сошла с рук тогдашнему издательству «Молодая гвардия». Ведь автор в сущности возложил ответственность за ядерную гонку на обе стороны, как на Запад, так и на СССР… Ариадна Громова вслед за милыми, но бесконфликтными «Глегами» пишет новаторскую повесть «В круге света», где утверждает ценность и автономность каждого человека, его способность силою воли сопротивляться безумию окружающего мира… Север Гансовский издает свою лучшую повесть

«День гнева», в которой обличается античеловечность безответственных экспериментов над живыми существами.

В годы фантастического бума выходило до 120 названий в год, чуть ли не больше, чем за все предыдущие десятилетия вместе взятые. Выделив в отдельную главу Стругацких, я упоминаю здесь тех авторов, без которых, по моему мнению, фантастика 60-х просто не существует, но подкрепляю их примерами, может быть, и случайными, но показавшимися мне наиболее подходящими.

Среди самых привлекательных авторов тех лет одним из первых, по крайней мере мне, приходит на ум Илья Варшавский.

Я не знаю, что такое или кто такой гистерезис. Но что такое петля гистерезиса, господа толкователи фантастики объяснили достаточно внятно. Путешественник по Времени, отправившись в прошлое, убивает собственных родителей задолго до их встречи и тем самым попадает в нелепое положение человека, родители которого умерли в детстве. Этим примером доказывается принципиальная невозможность продвижений вдоль временной оси назад. Правда, прочитав такое, думаешь не о законах детерминизма, а о том, почему у мирных мамы с папой родился столь неблагодарный и кровожадный отпрыск.

Однако если посылать потомков в прошлое не для умерщвления предков, то этот стопроцентно ненаучный прием стал одним из самых распространенных в фантастике, которая любит называть себя научной. Впрочем, временные петли, витки, спирали, скачки, туннели и прочая псевдонаучная чепуха — всего лишь форма, которую надо еще наполнить содержанием. А содержание может появиться лишь тогда, когда у автора есть цель, ради которой он и обращается к какой-нибудь фантастической гипотезе, хотя бы к тому же перемещению по времени.