В течение своего пребывания в Петербурге, полковник Акаси имел возможность убедиться воочию, что главной «ахиллесовой пятой» России является глубочайший социальный раскол русского народа на псевдорусскую, предельно европеизированную элиту и национально неразвитое, скептически настроенное к государству русское большинство. С началом русско-японской войны именно в эту трещину японцы и стали энергично забивать революционный клин.
Япония финансировала Российскую партию социалистов-революционеров (эсеров), Грузинскую партию социалистов-федералистов-революционеров, а также подрывную деятельность Польской социалистической партии, Финляндской партии активного сопротивления.
Ближайший помощник полковника Акаси, финский революционер Конни Циллиакус, установил прямые контакты японской разведки с руководством партии эсеров. Эсеровская нелегальная газета «Революционная Россия» стала рупором непримиримой вооруженной борьбы с русским самодержавием, причем на ее страницах открыто приветствовались различные, весьма далёкие от закона, цели и методы борьбы с российским государством.
Методы борьбы отличались творческим разнообразием:
— всевозможные прокламации, «пущенные в народ»;
— многочисленные стачки и забастовки, с экономическими, переходящими в политические, требованиями;
— заурядные вооружённые налёты на банки, финансовые структуры государства, с целью грабежа (по умолчанию, считалось, — для пополнения партийных касс), именуемых самими исполнителями-боевиками «эксами»;
— отдельные террористические акты против высшего руководства Российской Империи, и членов их семей, включая, членов монаршей семьи;
Доходило до призывов к массовому революционному выступлению с оружием в руках.
Белым пятном, в этой мозаике сообщений и диверсий, до настоящего времени было только ближайшее окружение императора России Николая Второго, и вот теперь, с помощью господина Мавроди, этот пробел зацвёл всеми цветами радуги.
Начальник разведывательного отдела 1-й армии Микадо полковник Суэкити Хагино, который прожил в России семь лет, ознакомившись с докладами нового агента, предположил, что под именем Мавроди скрывается один из Великих князей, желающий совершить дворцовый переворот, и сознательно работающий против собственного венценосного родственника, преследуя свои личные политические интересы.
“Интересно, очень интересно, — закрыв глаза, прошептал генерал Гэантаро Кодама, изучив собранный пасьянс из докладов и протоколов, — с таким союзником можно будет подумать не только о Корейском полуострове и Маньчжурии”.
Глава 19 Неудачники даже в пустыне умудряются сесть в лужу
Русский историк Николай Лысенко с горечью констатировал: «Фразу “Хоть ты Иванов-седьмой, а дурак!”,
в рассказе Александра Ивановича Куприна написал на листе бумаги японский кадровый разведчик, действовавший в Петербурге в годы Русско-японской войны под именем штабс-капитана Рыбникова. Этот парафраз, из рассказа Антона Павловича Чехова «Жалобная книга», был адресован петербургскому журналисту Владимиру Щавинскому, который своей болтливостью, театрализованным «благородством», и отсутствием даже намека на национальное самосознание, вызывал у японца чувство органичной брезгливости. Впрочем, фразу о дураке Иванове-седьмом, «штабс-капитан Рыбников» мог с полным основанием адресовать всему разведсообществу тогдашней России, хотя бы потому, что не русские контрразведчики пресекли, в конечном итоге, деятельность матерого японского шпиона, а болтливая проститутка и полицейский филёр».Александр Куприн не случайно, разумеется, взял в творческую разработку сюжет о японском шпионе: в 1902–1905 годах деятельность японской разведки ощущалась в России весьма болезненно. Это стало следствием крайне слабой работы русского военного командования по созданию разведывательной и контрразведывательной сети, ориентированной на стратегическую борьбу с Японией. К началу войны у России не оказалось ни квалифицированных кадров разведчиков, ни разведшкол для подготовки агентуры, ни даже достаточного числа переводчиков, сносно знающих японский язык.
Разведывательная деятельность против Японии велась русским Генеральным штабом бессистемно, какая-либо осмысленная программа отсутствовала. Как отмечал известный российский историк Алексей Васильевич Шишов, перед самой войной ежегодная русская смета на «негласные расходы по разведке в Японии» составляла ничтожные пятьдесят шесть тысяч рублей, которые к тому же распределялись между разведкой Приморского военного округа и военным агентом в Японии. Японская смета на аналогичные цели против России только за предвоенные три года, и только на подготовку и локализацию военной агентуры достигла двенадцати миллионов рублей золотом.