Когда дело идет о том, чтобы рассказывать, кто милого Шевырева любит, помнит, кто им радуется, кто всякой всячины ему желает, кто ждет от него стихов, прозы, писем и благословенного возвращения, то мне, Авдотье Елагиной, непременно надобно дать первое, или подле первого место. — Пишут ли к вам Киреевские? пишете ли вы к ним? увидитесь ли вы где-нибудь? Не возвращайтесь прежде их, вам будет здесь несносно скучно; а пока можно, веселитесь, набирайтесь добра и берегите теплоту души, чтобы не озябнуть на родине. [350]
Это значит — бог с вами![А. А. Елагин:]
Елагин вас обнимает — в этом объятии заключается всё: воспоминание, любовь, дружба, споры, Телеграф, Вестник, и всё хорошее и пакостное, что собственно и составляет нашу жалкую жизнь. —
[Пушкин:]
Примите и мой сердечный привет, любезный Степан Петрович; мы, жители прозаической Москвы, осмеливаемся писать к Вам в поэтический Рим, надеясь на дружбу вашу. Возвратитесь обогащенные воспоминаниями, новым знанием, вдохновениями, возвратитесь и оживите нашу дремлющую северную литературу. А. П. *
[В. М. Рожалин:]
Здравствуйте, любезнейший Степан Петрович; В. Рожал.[ин].
[Н. М. Языков:]
Христос воскрес! Н. Языков. **
[C. E. Раич:]
Italie. Rome. A Son Excellence Madame la Princesse Zénéide de Wolchonsky via di Monte Brianza palazzo Ferucci, № 20 à Rome pour remettre à M. Schéwireff. [351]
Ее сиятельству милостивой государыне княгине Зинаиде Александровне Волхонской в Риме. Для доставления г. Шевыреву. Рим. Италия.
____________
* Это Пушкин. (Приписка сбоку, рукой Погодина.)
** А это Языков. (Приписка сбоку, рукой Погодина.)
Поздравляю тебя, душа моя. Теперь смотрю на тебя с спокойствием; потому что ты ступил на дорогу, по которой никто не смеет вести тебя кроме рассудка твоего и совести: а на них-то я всегда и надеялся в тебе более всего. За одно не могу на тебя не сердиться: ты во вред себе слишком был скрытным. Если давно у тебя это дело было обдумано; ты давно должен был и сказать мне о нем, не потому, чтобы я лаком был до чужих секретов, но потому, чтобы я заранее принял меры улучшить денежные дела твои. Ты этого не хотел: так пеняй на себя, если я по причине поспешности не мог для тебя сделать чего-нибудь слишком выгодного. Вот, что я могу обещать тебе: в продолжение четырех лет (начиная с 1 мая 1830 года) каждый месяц ты будешь получать от меня постоянного дохода по шести сот рублей, хотя бы в эти четыре года ты ни стишка не напечатал нового: будешь кормиться всё старыми крохами. Я знаю, что такая сумма слишком мала по сравнению с товаром, который лежит на руках моих; но повторяю: в поспешности не мог я ничего сделать более, а пуще всего решила меня на то боязнь контрфакции и разные плутни торгашей, которых хоть я и не видал до сих пор, но не мог не бояться, судя по тому, что книжечки-то наши такие крошки, каких не трудно наделать всякому хозяину типографии в день до нескольких сотен. Теперь, по крайней мере, ничего у нас на руках не будет: если мы и обогатим своим товаром Смирдина; литературе же лучше: он будет предприимчивее, а мы-то собственно не в накладе: потерпят для него одни библиоманы. Этот сбыт всех напечатанных уже экземпляров 7 глав Онегина, 2 томов Стихотворений, Полтавы, Цыганов и Фонтана, не мешает тебе увеличивать ежегодно свой доход печатанием или новых глав Онегина, или новых томов Стихотворений, или чего-нибудь другого по усмотрению твоему: не касайся только четыре года до того, что до сих пор напечатано (за исключением Руслана и Пленника, о коих сам ты сделал условия). Поскорей ответь: согласен ли ты на это мое распоряжение? Где тебе жить? Разумеется, чем ближе к друзьям, тем лучше им: они советники пристрастные. Издавать ли что нового? Сам теперь суди, смотря по моему отчету.
Прошу тебя и сделай это непременно: поцелуй за меня ручку у твоей невесты-прелести.
Прочие твои поручения приведены будут в исполнение.