Читаем Переписка 1992–2004 полностью

Об этом его свойстве, почти парализующей застенчивости, говорят те, кто знал его в юности. Но к моменту нашего блуждания в окрестностях улицы Качалова стороной, страдающей от непомерной застенчивости, была, несомненно, я. Сергей Сергеевич был к этому времени властитель дум и привык уже к общему обожанию. Даже продавщица глядела на него с материнской нежностью: Сергей Сергеевич!

Итак, я не знала, что сказать.

— НО!

помните эту аверинцевскую интонацию?

— НО!.. С ним должно что-то случиться. С ним случается что-то?.

— Нет, — грустно ответила я, — не случается.

— Но почему?…

— Человек стоит вот так, — он развел и опустил руки, — все брошено, все разрушено, вокруг ничего, один сор… —

и тут я увидела, что мы стоим посреди городской помойки! Как мы туда попали, я не заметила (мы шли, как я говорила, странным путем, дворами, закоулками — напрямую «к метро», местоположение которого было теперь неизвестно ни ему, ни мне): но как будто мы шли к этой цели, к этим декорациям, на фоне которых Сергей Сергеевич показал героя и автора «Петушков» с понурой головой, разведенными и опущенными руками среди замусоренной земли. “Waste Land”[135] в центре Москвы.

— Ничего! В таком случае с человеком что-то должно случиться. А вы говорите: ничего не случается. Почему же?

Он смотрел на меня требовательно, как будто это я должна отвечать за то, что «не случается».

Я стала оглядываться по сторонам: как сбежать. Когда Сергей Сергеевич в третий, видимо, раз повторил:

— Но почему

же?

мы уже вышли с помойки на обычную улицу — и я увидела автобус неизвестно какого номера: вот он, выход!

— Извините, это мой, я побегу! — придумала я.

Это не прервало задумчивости Сергея Сергеевича.

— Да — да…

Уже из автобуса, в дверь я как бы в утешенье ему и на прощанье сказала:

— Еще случится, случится!

Я знала, что, скорее всего, нет, не случится — но нужно же было закончить этот мучительный разговор!

10 марта 2004

Тема: «Рассказ»

Дорогая Ольга Александровна, у Вас получился рассказ — необычного, острого жанра, и мне теперь кажется, что каждая Ваша вещь это создание нового жанра. Я воображаю много Ваших картин об Аверинцеве. Вы, возможно, не замечаете, но в его словах и репликах в Вашем рассказе продолжается его открытие, как и в том тексте, о котором я говорил. Я вроде бы слышал и записывал Аверинцева, но словно впервые узнаю его от Вас и убеждаюсь, да, это он. Если будет не трудно, пришлите что-нибудь еще.

После настойчивой просьбы НЛТ не читать ее некролог в «Огоньке» Ольга конечно пошла его купила, и кажется это в целом очень хорошо, потому что живое о близко знакомом. Конечно, есть и то, как советская власть пала потому что НЛТ дала и выполнила обет, и то, как НЛТ, одна понимая ситуацию, спасала Аверинцева последние годы. Славно сказано: «Аверинцев The Child», и хорошая литература фраза: «Он подружился с Александром Менем, великолепен был их контраст: пылкий отец Александр, которого ничто не брало — так свято он был уверен, что его ведет Господь, — и тихий, с высоким голосом и виноватой улыбкой Аверинцев, столь же упрямый и ни секунды не тратящий даром». Правда, следом идет прямо наоборот: «Как и в Честертоне, в Аверинцеве преобладало ребяческое, он обожал играть, и нам случалось часами составлять классификацию…» — Вы знаете чего. Странная и очень глубокая мысль: «Может быть, такие люди, как он, возможны были только в теплице позднесоветских времен».

Ахутин хочет прийти на Таганку 19 марта, но я забыл, в каком часу начало.

Нет ли у Вас непринятия того, что я предложил издательству 14 листов «Из разговоров А. Ф. Лосева» и следом листов 7 записей об Аверинцеве. Они часто говорят об одних и тех же вещах и резко друг о друге, что мне кажется не бедой.

Совершенно неожиданное письмо Федье о том, что ему горько 40 лет наблюдать самоубийство Франции и Европы. Посмотрели ли Вы книгу Франс — Ланора о Целане?

Мы без половины детей еще дня три. Завтра будем у Поливановых. У Востоковой (Натальи Серафимовны) была Марина Густавовна, которая любезно говорила со мной. Я получил из Томска книгу исследований о Шпете. Что Вы думаете о нем?

Всего Вам доброго

вб

11 марта 2004

Re: Рассказ

Дорогой Владимир Вениаминович, спасибо за отклик! Да, не знаю, как я, а Пушкина я так представляла на семинарах: каждый текст — новый жанр. И Данте! Что такое «Пир»? К тому, чего ждешь от заглавия, никакого отношения не имеет. А «Новая Жизнь»? «Монархия» более похожа на трактат.

Что Лосев с Аверинцевым ругаются, даже хорошо.

Меня и у НЛ и у Вас удивляет тема ребячливости Аверинцева. А у Вас еще часто — наивность. Я в нем этого не замечала. Игру — да. Но взрослые тоже играют. Я бы сказала Аверинцев the Elder. Он был старцем с детства. Я только одну наивную как будто неотрефлектированную черту в нем заметила: совсем серьезное отношение к званиям и чинам. Пожалуй, я запишу еще одну смешную историю — как они с Яннарасом оставили меня без завтрака. Ces mesieurs! Воскликнула прислужница135.

Книгу о Целане я еще не посмотрела.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза