Переписка и деловые бумаги

Дорогой отец Сергий, вчера я по делу, Вас интересующему, беседовал с одним очень известным адвокатом, теперь сообщаю его мнение. Пусть г. Н. немедленно забирает все необходимые документы, невеста его - тоже, и, уехав в другую губернию, например Херсонскую, повенчаются там. Повенчавшись, пусть возвращаются домой, пусть молчат и живут. Это не есть преступление (не кровосмешение ведь), а лишь нарушение давно принятого обычая. Если через 2-3 года кто-нибудь донесет на них или узнает, заинтересуется, дело дойдет до суда, то все-таки, как бы там ни было, дети признаются законными. И тогда, когда затеется дело (в сущности пустяковое), можно уже будет подать прошение на высочайшее имя. Высочайшая власть не разрешает того, что запрещено законом (поэтому не следует подавать прошения о вступлении в брак), но высочайшая власть пользуется широчайшим правом прощать, и прощает обыкновенно то, что неизбежно.

Не знаю, так ли я пишу. Простите, я в постели, болен, болен со 2 мая, не одевался ни разу с той поры. Других поручений Ваших исполнить не могу.

3-го уезжаю за границу. Адрес мой заграничный узнаете у сестры, напишите мне, как решил и как поступил г. Н.

Крепко жму руку, желаю всего хорошего.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Ялта.

Отцу Сергию Николаевичу Щукину.

Женская гимназия.

4437. А. И. ЗАЛЬЦА

28 мая 1904 г. Москва.

Рукой О. Л. Книппер-Чеховой:

28-ое мая.

Милый мой дядя Саша, я тебе не писала и потому я - свинья, хотя ты знаешь, к какой породе я принадлежу по части письмописания, и потому пойми и прости. К тому же я очень долгое время была убеждена, что до тебя письма все равно не дойдут.

Спасибо тебе за открытку. Мы с Ант. Павл. часто, часто вспоминаем и говорим о тебе. Ант. Павл., ложась спать, говорит: А где-то теперь дядя Саша спит и на чем?

Я никак не пойму, где ты был во время Тюренченского боя? Лежал с прострелом? Открытка была после боя, и ни слова о Тюренчене.

Писать о войне тебе нечего, ты сам там, знаешь все и, вероятно, чуешь, как вся интеллигенция относится к этой войне. Приедешь - много будем беседовать.

Ну, хочешь кое-что о нас услышать? Сейчас у меня лично очень нерадостно: Ант. Павл. хворает весь май. Сильно обострился его катар кишок, был к тому же плеврит, теперь страшная слабость, нудность, настроение адское, погода мерзейшая. Доктор посылает в Шварцвальд в Баденвейлер, куда мы и двигаем. Я взяла купе до Берлина на 3-ье июня, но не знаю, можно ли будет выехать. Очень мне тяжело это время, рисуются страшные картины. Ну, бог милостив, поправится Ант. Павл, за границей. Одна радость - он теперь стал лечиться и слушается доктора. Это, кажется, первый раз в жизни. Он велел тебя крепко целовать, велел сказать, что вспоминает тебя каждый день и послал тебе несколько писем.

Мама уезжает на днях опять на Зильт и навестит Володю в Дрездене. Володя успевает, профессор хвалит. В Петербурге мы играли хорошо. "Вишневый сад" имел огромный успех. Были с Костей у дяди Вани в Кронштадте.

Обнимаю и целую Вас, милый мой дядя Саша! Я по Вас очень соскучился, хочу видеть!

Ваш Антон.

Рукой О. Л. Книппер-Чеховой:

Вот я отошла, а он и приписал. Ты рад?

Война удручает, делает всю жизнь неприятной.

Будь здоров, милый, славный дядя Саша. "Мы отдохнем, мы увидим, как все зло земное..." Я тебя люблю, знаешь ты? Целую тебя крепко и обнимаю и жду твоего возвращения.

Оля.

4438. Б. А. САДОВСКОМУ

28 мая 1904 г. Москва.

Многоуважаемый Борис Александрович!

Возвращаю Вашу поэму. Мне лично кажется, что по форме она превосходна, по ведь стихи - не моя стихия: я в них понимаю мало.

Что касается содержания, то в нем не чувствуется убежденности. Например, Ваш Прокаженный говорит:

Стою изысканно одетый,

Не смея выглянуть в окно.

Непонятно, для чего прокаженному понадобился изысканный костюм и почему он не смеет выглянуть?

Вообще в поступках Вашего героя часто отсутствует логика, тогда как в искусстве, как и в жизни, ничего случайного не бывает.

Желаю Вам всего хорошего.

А. Чехов.

28 мая.

4439. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

30 мая 1904 г. Москва.

Александр Леонидович, голубчик, милый, нельзя ли направить ко мне сейчас Вильсона или какого-нибудь другого хорошего массажиста? Всю ночь не спал, мучился от ревматических болей.

Никому не говорите о содержании этого письма, не говорите Таубе.

Ваш А. Чехов.

Жду ответа.

На обороте:

Его высокоблагородию

Александру Леонидовичу Вишневскому.

Неглинный пр., "Тюрби".

4440. К. П. ПЯТНИЦКОМУ

31 мая 1904 г. Москва.

31 мая 1904.

Многоуважаемый

Константин Петрович!

Ваше письмо было для меня совершенной неожиданностью. Отчего Вы не написали мне об этом раньше, по крайней мере месяц - два назад? Я бы тогда задержал у себя корректуру пьесы и не выпускал бы ее до января или дольше, теперь же, во время этой болезни, мне и в голову не могло прийти о том, что Маркс может выпустить пьесу теперь же, и я, прочитав корректуру, отослал ему, решительно ни о чем не думая. Как быть? Сегодня же я напишу Марксу и думаю, что он исполнит мою просьбу.