В конце 1838 года И. М. Вьельгорский, больной чахоткой и уже не имевший надежды на выздоровление, приехал в Рим. Гоголю было суждено стать спутником последних дней его жизни. Повстречавшись, они сошлись сразу, и очень близко, виделись ежедневно, а когда началась агония, Гоголь неотлучно дежурил у постели умирающего. Их последние свидания Гоголь описал в незаконченной повести «Ночи на вилле», выразив в ней то доходящее до экзальтации сверхнапряжение чувств, с которым он пережил смерть И. Вьельгорского.
С известием о смерти Иосифа Михайловича Гоголь выехал навстречу Л. К. Вьельгорской, спешившей в Рим, и шесть недель провел рядом с ней, пытаясь утешить ее горе. В воспоминаниях В. А. Соллогуба остался портрет Луизы Карловны: «Это была женщина гордости недоступной, странно как-то сочетавшейся с самым искренним христианским уничижением, – мне случалось быть свидетелем выхода самого необычного высокомерия и вместе с тем присутствовать при сценах, в которых она являлась женщиной самой трогательной доброты. Детей своих она боготворила» (там же, с. 293). Никогда не сближавшаяся с людьми, не принадлежавшими к ее кругу, для Гоголя Вьельгорская сделала безусловное исключение.
Спустя несколько лет, когда зимой 1843 года Гоголь встретился с Вьельгорскими в Ницце, они составили тесный дружеский кружок, в который входила и А. О. Смирнова. Той зимой Гоголь сделался в семье Вьельгорских необходимым человеком – прежде всего для Луизы Карловны, Анны Михайловны и Софьи Михайловны, с которыми, начиная с 1844 года, он вступил в деятельную переписку. Гоголь входил в мельчайшие подробности их переживаний, забот и горестей, находил слова ободрения, а затем, в довольно короткий срок, из утешителя превратился в наставника. В Софье Михайловне Гоголь (как и многие другие знавшие ее люди) видел образ «небесной чистоты». Она унаследовала от отца редкие музыкальные способности, прекрасно рисовала. Выйдя замуж по любви, Софья Михайловна целиком сосредоточилась на семейных заботах. Гоголю она доверительно писала о детях, о литературной работе мужа. Л. К. Вьельгорская делилась с Гоголем своими тревогами за счастье дочери, вызванными беспокойным образом жизни В. А. Соллогуба.
По отношению к Анне Михайловне, младшей в семье Вьельгорских, Гоголь мыслил себя в качестве воспитателя. Он стремился направлять и контролировать ее духовные интересы, жизненные занятия, круг чтения, знакомства. Особо незаурядной личностью Анна Михайловна, судя по ее письмам, не была. Но может быть, именно вследствие этого Гоголь увидел в ней благодатную почву для воспитания и надеялся оказать решительное влияние на формирование ее характера. Эти надежды укрепились при встрече с Вьельгорскими в Петербурге осенью 1848 года. Бывая у них почти каждый день, Гоголь подолгу беседовал с Анной Михайловной о сущности русского характера, о том, как сделаться подлинно русскою, и тому подобных вещах. В результате этих бесед с конца 1848 года и в 1849 году А. М. Вьельгорская стала едва ли не самым главным для Гоголя корреспондентом. Внушая ей свои любимые мысли, он пишет ей чаще, чем всем остальным, и содержание его писем отчетливо перекликается с идеями второго тома «Мертвых душ». По семейному преданию Вьельгорских, в конце 1840-х годов Гоголь решился сделать предложение Анне Михайловне. Однако предварительные переговоры с родственниками сразу же убедили его, что неравенство их общественного положения исключает возможность такого брака.
Следует подчеркнуть, что в роли наставника в семье Вьельгорских Гоголь выступал лишь по отношению к женщинам, на Михаила Юрьевича это влияние отнюдь не распространялось. Но к помощи и поддержке М. Ю. Вьельгорского Гоголь прибегал неоднократно. Когда в связи с «Мертвыми душами» возникли цензурные трудности, Гоголь просил Вьельгорского воспользоваться своими связями. Готовя к постановке и изданию «Ревизора» с «Развязкой» и желая раздать бедным вырученные от продажи книжки деньги, Гоголь поручил заботы об этом А. М. и М. Ю. Вьельгорским. Получив цензурный запрет на публикацию «Выбранных мест из переписки с друзьями» в полном объеме, Гоголь настойчиво просил Вьельгорских поднести книгу на прочтение Николаю I, надеясь получить разрешение на ее публикацию в том виде, в каком она была написана. Перед поездкой Гоголя в Иерусалим по ходатайству Вьельгорского Николай I приказал написать в русские заграничные посольства, чтобы Гоголю в его путешествии оказывалось всевозможное покровительство.