Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1

И, как это ты сказал? — «раздетые шелком чулок»²⁴⁴… Да? Я помню, на меня это твое выражение, его меткость, произвели большое впечатление. Очень хорошо помню. Бич-Бураев²⁴⁵ шел, своей черкеской, «плыл» по витринам… Чудесно дано! Я некоторое твое наизусть помню, прочитав один только раз! А некоторые вещи (других авторов) забываю даже, чье это. И знаешь, я прочла Бунина некоторые вещи, а потом забыла, совсем забыла. Смутно что-то мелькало… и стыдно, что забыла. Перечитал недавно нам вслух С., — слышу: «ой, да это Бунин был, а я то и забыла уж!» И хорошее его! Ужасно! А твое врезывается… Или: твои «нарубки» входят в мои нарезки для них. Мы же поразительно похожи. Моя душа с этими «нарезками» только и ждала _т_е_б_я! Я из «Путей Небесных» почти все наизусть помню! Ваня, ты говоришь о письмах 1 раз в неделю. Ах, если это для «Путей», то я с _р_а_д_о_с_т_н_о_й_ _п_е_ч_а_л_ь_ю_ приму это. Скажи мне только честно: не из-за того, что я тебе надоела?[142]

Если для «Путей Небесных», — то все приму.

28. II.42 Ваня, я воровски прочла из твоего письма к маме

²⁴⁶: «скажите, как мне вести себя в отношении Оли, — она сама мне исчерпывающе-прямо[143] (* Ваня, что это????) не скажет. Я все… все исполню, поверьте». Ваня, я не хочу, да и не могу больше ничего _р_а_з_г_а_д_ы_в_а_т_ь, но просто и дружески прошу тебя мне сказать: ты _п_о_д_с_к_а_з_ы_в_а_е_ш_ь_ маме сказать: «не пишите Оле…», а м. б. ты даже хочешь-ждешь большего? Все это пришло мне в голову в связи с твоими «огоньками», «жаждой женской ласки» и предложением «отойти от писем». «Отойти от писем» — значит у _н_а_с_ — отойти от всего. Все ведь у нас в письмах. Я тебя _п_р_о_с_т_о, _б_е_з_ истерии спрашиваю, — _м_н_е_ _э_т_о_ _н_у_ж_н_о_ _з_н_а_т_ь_ _д_л_я_ _в_с_е_й_ _м_о_е_й_ _ж_и_з_н_и, _з_д_е_с_ь_ _и_ _т_а_м_ —: ты разлюбил меня? _О_т_в_е_т_ь. Я жду. Если бы ты знал, что

стоит мне это писать тебе! Я понимаю, что жить такой сумасшедшей перепиской нельзя. Тебе нельзя и творить, и так сгорать в моей «тоске». Я от чистого сердца принимаю твой «отход» _д_л_я_ _р_а_б_о_т_ы. Но я должна знать, _т_а_к_ ли это _т_о_л_ь_к_о. И не скрывается ли за этим еще и другое. Я тоже не буду часто тебе писать. Я дам тебе покой. Это для спокойного творчества тебе необходимо. Не волнуйся за меня. Я буду лечиться. А видишь, как я права была, не желая писать о здоровье… больных женщин не любят мужчины. Я это много раз видала. Но не преувеличивай моей болезни. У меня вовсе не неврастения! Ваня, одно я тебе скажу: я с тобой, как с совестью своей всегда открыта. Не ищи же во мне вампира!

[На полях: ] Буду писать реже, по твоему желанию. Пиши «Пути Небесные», милый!

О поездке с шефом я тебе все послала? Еще

не получил? Если пропало, то дошлю. Но после. Шеф — никакой, никогда не «герой».

Прилагаю Олю в лаборатории, у микроскопа²⁴⁷.

116

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

28. II.42 4 дня

Дорогая Олюна, вот продолжение твоего «Куликова поля»:[144]

Ольгуночка: сладко мне что-нибудь делать для тебя, и еще переписал бы, и еще… — но кончаю, т. к. из твоего сегодняшнего письма узнал: дошли 1 и 2 письма с «Куликовым полем». Ваня

Ольгуночка, пусть эта, последняя, редакция «Куликова поля» (я опять местами правил и пополнял!) будет истинной, по-мни! Рад, что дошли 1 и 2 письма с «Куликовым полем». Больше не буду переписывать.

(продолжение письма от I.III²⁴⁸)