Читаем Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 полностью

Господи, я же не хотела и тебя «проблемами» мучить, — а вот опять написала. Буду молиться, просить, чтобы увидеться. Солнышко мое! Счастье мое! Радость! Ужасаюсь, что и это письмо намазалось от того жиром. Ужасно!

Обнимаю тебя, горячо и нежно, любя, сгорая, уплывая в счастье… Будь здоров! Как бы хотела, чтобы ты писал «Пути». Ванечка бесценный! Как — завидую Ивику и Люсьен, что тебя видят!

[Приписка поверх текста: ] Ванечка, верю тебе, но все-таки посылаю, чтобы хоть наказал меня за это. Сейчас письмо твое чудесное! Это все от моей ласки и любви.

78

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной


5. I.42

10 ч. утра

Только ты, нежная, ласковка-Оля, могла _т_а_к_ излить сердце, так прильнуть нежной и сильной, и вдохновенной, святою страстностью ко всему _л_у_ч_ш_е_м_у_ и чистейшему, что живет — только тобой — во мне. Твое письмо, в adresse д-ра Серова, моего друга, для меня — вечное, незабываемое.

Оля, голубка… — сохрани свою пасхальную свечку — для Светлой Заутрени. Затепли ее от Христова света, — и она, _ч_и_с_т_а_я, будет светиться в твоих глазах, целовать огоньками твои губки, щечки, — все милое твое лицо, и ты будешь чувствовать, как я посылаю тебе первое мое — из земных — «Христос Воскресе, Оля!» Я счастлив, что мог найти эти пасхальные свечи. Их было во всем Париже — только 16. Больше не будет. — Твоя _п_р_а_в_д_а — ранила меня. М. б. и не вся правда. Но то — _у_ш_л_о. Я совладал с собой. Я тебя люблю, Оля. И если скажу об _э_т_о_м_ — только правду, покойную. Острей, больней всего — это: Д. Тут — для меня — ужас и отвращение. Я напишу тебе. Нет, это твое не может быть предметом _

м_о_е_г_о_ искусства. Это нельзя преломить в «Свет вечный». Это — темное. Твой Ваня

Ты во мне — светлая.

Да будет в душе твоей вечно рождающийся в нас, _л_у_ч_ш_и_х, — Христос-Господь!


79

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной


5. I.42

12 ч. дня

Дорогулечка-Олюлечка, какая досада!

Сейчас узнал на почте, что с сегодняшнего дня

— прекращена отправка пакетов (посылок) за границу, за исключением Германии. Как рад я, что мог заблаговременно послать тебе, что хотел, — и ты будешь довольна. Если ты не откроешь духи и не будешь _ж_и_т_ь_ ими, я заболею, — так и знай! По-мни! Ты — _в_с_е_ для меня, вся, — Господь — да поможет сохранить тебя! Оля, помни, _ч_т_о_ ты для меня! — а через меня — для _в_с_е_г_о, что мне еще будет даровано — создать. Как я буду рад, если и «Старый Валаам» дойдет до тебя. Тогда почти все, написанное здесь — будет у тебя. Исключая неизданного (а этого у меня очень много — и важного, м. б. еще _л_у_ч_ш_е_г_о! Книг на 5–6). Да еще российских ты не знаешь, — 8 томов164, да еще 12–15 тт. для юношества (школ)165. В_и_д_и_ш_ь, _к_а_к_ я жил, и — чем. На 3/4 этим _м_о_и_м_ — все, кто любит меня, — _о_б_я_з_а_н_ы_ Оле: она берегла мою душу и — принесла жертву. Вот — _м_о_я_ _п_р_а_в_д_а! Твой Ив. Шмелев

[На полях: ] Для меня — ты — Святая и чистая! Я люблю твое сердце и твою душу. Оля, ты… всю правду сказала мне? Ну, Господь с тобой. Я жду разрешения.

Я все ясней убеждаюсь, как _в_о_ш_л_о_ в русскую душу мое писание.

Пиши _в_с_е, что хочешь, только работай и _в_е_р_ь_ мне.

Как я люблю тебя, сердце мое! Как целую, как живу тобой!


80

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной


5. I.42

Вот моя Оля166 — в 1908–09 гг. Ей тогда было 29–30 л. Снята в Крыму, в Алуште. Это лишь бледная передача ее лица и стройности: глаз ее тут нет, — но они — точь-в-точь у Сережи, только еще с «вечно женственной» прелестью, и _ж_и_з_н_ь_ю. И прическа тех лет — _н_е_ _е_е. Глазам мешало солнце юга — сомкнуло их. Море делало их темно-синими. Наследница Стюартов — овал лица — для художников являлся «единственным», неповторимым, называли «ангелоподобным». Здесь он _н_е_ _у_д_а_л_с_я, от резкого солнца. Этот снимок — единственный, сохрани его — и когда-нибудь передашь мне, _с_а_м_а.

У меня остался увеличенный снимок, где рядом — я в рабочей блузе писателя167

. Я тогда уже дал «Распад», «В норе»168, кажется, писал «Под горами» («Liebe in der Krim»). — Это за 2 года до «Человека из ресторана». Мне был 31 год (я старше ее на 2 года).

М. б. цензура милостива будет к этой памятке духа, и признает это за фото-passeport.

Ив. Шмелев

Я переписываю для тебя «Куликово поле». Пошлю Берлинский журнал (если найду) «Europaische Revue», с отрывком «Лик скрытый»169, — в нем сущность того, что назревало невидимо и ныне — _д_а_н_о_ человечеству [в] горький удел. Писал в 1916 г. О, сколько я тогда дал страдания! Сам его видел, — и переливал в философскую систему полк. Шеметова.

Этот немецкий отрывок вызвал ряд писем ко мне от германских представителей мысли, церкви, искусства.

Твой Ив. Шмелев


81

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной


5. I.42[103]

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмом томе собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. представлены книги «Американский претендент», «Том Сойер за границей» и «Простофиля Вильсон».В повести «Американский претендент», написанной Твеном в 1891 и опубликованной в 1892 году, читатель снова встречается с героями «Позолоченного века» (1874) — Селлерсом и Вашингтоном Хокинсом. Снова они носятся с проектами обогащения, принимающими на этот раз совершенно абсурдный характер. Значительное место в «Американском претенденте» занимает мотив претензий Селлерса на графство Россмор, который был, очевидно, подсказан Твену длительной борьбой за свои «права» его дальнего родственника, считавшего себя законным носителем титула графов Дерхем.Повесть «Том Сойер за границей», в большой мере представляющая собой экстравагантную шутку, по глубине и художественной силе слабее первых двух книг Твена о Томе и Геке. Но и в этом произведении читателя радуют блестки твеновского юмора и острые сатирические эпизоды.В повести «Простофиля Вильсон» писатель создает образ рабовладельческого городка, в котором нет и тени патриархальной привлекательности, ощущаемой в Санкт-Петербурге, изображенном в «Приключениях Тома Сойера», а царят мещанство, косность, пошлые обывательские интересы. Невежественным и спесивым обывателям Пристани Доусона противопоставлен благородный и умный Вильсон. Твен создает парадоксальную ситуацию: именно Вильсон, этот проницательный человек, вольнодумец, безгранично превосходящий силой интеллекта всех своих сограждан, долгие годы считается в городке простофилей, отпетым дураком.Комментарии А. Наркевич.

Марк Твен

Классическая проза