Читаем Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 полностью

Сию секунду получила Вашу открыточку8 и… в тревоге и горе пишу Вам, прося помолиться обе мне, ибо я опять больна, — через 1 Ґ часа везут в Амстердам в больницу. На Пасхе во вторник у меня снова случилось кровоизлияние, и доктора настаивали на немедленной операции (м. б. вынут всю почку), так меня запугали, что я вся уничтожилась. В среду меня приобщал батюшка наш и утешил, а муж мой был у большой знаменитости по почкам, который хочет еще снова исследовать и такого страха не внушает, как другие 2 доктора. Мой первый врач — хирург и, не зная точно что у меня, хочет делать операцию, т. к. считает рискованным оставлять дальше, а домашний врач только его слова повторяет.

Теперь буду ждать, что скажет «знаменитость». Я очень измучилась. Помолитесь! Хирург-то ведь тоже считается тут хорошим врачом, и поневоле считаешься и с его словами. Он думает, что это опухоль у меня, которую он сперва принял за воспаление. Боюсь очень! Помолитесь!

Пасху мы встретили чудно. Причащались тоже в Великую Субботу.

Думала о Вас.

Будьте здоровы. Ваша Ольга Бредиус


6

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной


30. VII.40[38]

Неуверенный, что найдет Вас мое письмо, все же пишу Вам, душа не терпит — узнать, как Ваше здоровье, милый друг Ольга Александровна. Последняя Ваша открытка была помечена 3.V: написали, что опять больны и через 1 Ґ часа Вас везут в клинику на операцию, в Амстердам. Ответьте, милая. Хочу верить, что Вы живы, оправились, душа моя говорит, — да. Дай, Господи! Я тогда буду счастлив, хоть и никогда не видел Вас, моего друга-читателя. Ваши письма раскрыли мне Вашу светлую душу. Я получил Ваши цветы на Пасху. Живите, с верой глядите на мир! Храни Вас Бог. Я живу покойно, но не пишу, а созерцаю величайшие сдвиги в мире. Помните тютчевское: «Счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые…». А я..? Полное одиночество. Но мой Ивик жив, далеко, в Пиренеях. Целую Вашу руку. Ваш Ив. Шмелев


7

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву


[март — апрель 1941 г.][39]

Каждую минутку думая о Вас и всей душой будучи с Вами, шлю Вам мой сердечный привет, дорогой и неоценимый Иван Сергеевич!

Как-то Вы себя чувствуете! Как идет Ваша работа? Как здоровье?

Без конца задаю себе эти вопросы и стараюсь угадать ответ.

С какой радостью я повидала бы Вас! На душе так много всего, что не выразить письмом. Время летит, все как-то быстро, беспокойно, — нельзя сосредоточиться. У меня очень часто бывает как-то мутно, тоскливо на душе; — жизнь сложна (разумею я, конечно, не внешние трудности, не общественные события и т. д., а внутреннее состояние), а я так несовершенна и так очевидно еще мало самостоятельна, что во многом не могу разобраться.

Мне так не хватает водительства Вашего. Хочется хоть раз выслушать Ваш суд над собой и взять его в основу пути. И сколько раз я собиралась написать Вам подробнее, но убедилась, что это невозможно. И язык-то человеческий беден, а уж об его письменном изложении и говорить не приходится.

И все какая-то суета, не дающая душе отдыха. Теперь у нас масса дел по сельскому хозяйству, но к сожалению все они неприятного, административного, так сказать, характера: борьба с жульничеством работника, который, видимо, задался целью мужа выпустить в трубу. Ну, Бог помогает. Все эти недели мы прямо как в угаре из-за этих дел. А идет пост[40] и так бы хотелось тишины… Я непрерывно думаю о Вас и мысленно говорю с Вами, очень, очень желая увидеть Вас… Очень возможно, что мы переселимся в большой барский дом в имении9 (рядом с нашим хутором снимем его возможно). Сегодня мы там были — чудесно хорошо. Я все-таки мечтаю Вас вытащить на отдых к нам. Возможно это? Подумайте! Там тишина, как на острове, птицы поют, кругом парк, а подальше яблони.

Мне так хочется Вам что-нибудь приятное доставить!

Милый Иван Сергеевич, я посылаю Вам очень маленькую «посылочку»[41] — хотелось бы все это устроить иначе; — м. б. что-нибудь Вы сами придумаете, чем бы отметили себе Пасху, на память обо мне хоть цветочек себе поставьте. Я верю, что Вы не рассердитесь на это. Фотографию хотела свою послать, но ничего, кроме любительской из последнего времени не нашла.

Самый мой душевный Вам привет! Будьте здоровы и Богом хранимы! Ваша Ольга Б.


8

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву


[Черновик]

[24–25. VIII. 1941]

Когда красиво небо или слышно птички пенье, иль просто кузнечики стрекочут ночью и звезды светят, — я думаю о Вас… Перед отъездом из «W.»; как-то, было так чудесно… был свет закатный, розовый и золотой, был им весь парк наполнен. Я вышла в сад и замерла от очарования. Весь запад неба румянился нежнейшим светом, от пурпура до розоватости перламутра, переходя в оттенки чайной розы. Напротив, на востоке все было чисто, чисто и голубело нежно и прозрачно. И был контраст тот так необычаен и обаятелен, до целомудренного трепета…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 7
Том 7

В седьмом томе собрания сочинений Марка Твена из 12 томов 1959-1961 г.г. представлены книги «Американский претендент», «Том Сойер за границей» и «Простофиля Вильсон».В повести «Американский претендент», написанной Твеном в 1891 и опубликованной в 1892 году, читатель снова встречается с героями «Позолоченного века» (1874) — Селлерсом и Вашингтоном Хокинсом. Снова они носятся с проектами обогащения, принимающими на этот раз совершенно абсурдный характер. Значительное место в «Американском претенденте» занимает мотив претензий Селлерса на графство Россмор, который был, очевидно, подсказан Твену длительной борьбой за свои «права» его дальнего родственника, считавшего себя законным носителем титула графов Дерхем.Повесть «Том Сойер за границей», в большой мере представляющая собой экстравагантную шутку, по глубине и художественной силе слабее первых двух книг Твена о Томе и Геке. Но и в этом произведении читателя радуют блестки твеновского юмора и острые сатирические эпизоды.В повести «Простофиля Вильсон» писатель создает образ рабовладельческого городка, в котором нет и тени патриархальной привлекательности, ощущаемой в Санкт-Петербурге, изображенном в «Приключениях Тома Сойера», а царят мещанство, косность, пошлые обывательские интересы. Невежественным и спесивым обывателям Пристани Доусона противопоставлен благородный и умный Вильсон. Твен создает парадоксальную ситуацию: именно Вильсон, этот проницательный человек, вольнодумец, безгранично превосходящий силой интеллекта всех своих сограждан, долгие годы считается в городке простофилей, отпетым дураком.Комментарии А. Наркевич.

Марк Твен

Классическая проза