Переплёт

Я вытаращился на него. Обычно я избегал смотреть на Дарне в упор. У него были темные глаза, но в солнечных лучах на радужке плясали янтарные и охряные искорки. Раскрасневшиеся щеки усеяны светлыми, почти незаметными веснушками. Он закусил губу, и я заметил, что зубы у него немного неровные, но очень белые. Я ничего не почувствовал. Все это время, столько месяцев мы ждали, пока он скажет эти слова или нечто подобное, и вот он произнес их; можно было успокоиться и жить дальше. Я смотрел себе под ноги и пинал камень у основания стены колодца. Глаза саднило от яркого солнца. Теплый воздух пропитался пресным цветочным ароматом и пах как выдохшаяся розовая вода.

— Ясно…

Дарне продолжал смотреть на меня открыто, выжидающе, и мне показалось, что он надеялся услышать что-то еще.

— Но разве ты… — Я вдруг охрип и прокашлялся. — Мы простые фермеры. Разве твои родители… отец…

— Он ничего не сможет сделать. Мы можем пожениться тайно, а потом… — Дарне на секунду отвел взгляд. — Я буду заботиться о ней. Все будет хорошо.

— Тогда… я рад, — ответил я. — Альта будет счастлива.

Он кивнул. Я развернулся и двинулся к арке, ведущей к полуразрушенному залу. Косые солнечные лучи светили в окна, заросшие глицинией, высвечивая на траве узор из светло-зеленых квадратов. У меня заболела голова.

— Думал, ты обрадуешься, — сказал Дарне.

— Я и радуюсь, — я глянул на него через плечо и натянуто улыбнулся. — Мы все надеялись на такой исход.

Но он не улыбался.

— И ты тоже?

— Само собой. То есть… да. — Только бы он не решил, что нам нужны его деньги. Но будь он бедняком, мать с отцом никогда бы… Я просунул костяшку в щель в каменной стене и навалился на кулак всем весом. — Надеюсь, вы будете счастливы.

Дарне не ответил. В листве над моей головой закурлыкал голубь; его клич прозвучал кратким перезвоном колокольчиков.

— И ты больше ничего не скажешь? Не вижу, чтобы ты прыгал от радости. Или рвался пожать мне руку, как брат будущему брату.

— Я же сказал, что рад. Да и при чем тут я? Уверен, Альта порадуется за нас двоих.

— Я не об этом. — Он пинал ботинком стену. Солнечные блики на воде освещали его лицо снизу, в глазах мелькали тени. — В чем дело, Фармер? Ты по-прежнему считаешь, что я разобью ей сердце?

— Нет. — Я говорил искренне. В какой-то момент я проникся к нему доверием и сам не заметил, как это произошло.

— Значит, ты по-прежнему меня ненавидишь? Можешь признаться, я не обижусь.

— Не говори ерунду.

— Тогда в чем дело? Альта мне небезразлична. Я не подведу тебя, не сомневайся.

Я глубже просунул костяшку меж острых камней. А когда достал кулак, увидел, что до крови ободрал кожу. Дарне был прав: мне бы радоваться. Теперь у Альты будет длинная вуаль, расшитая жемчужинками, и дом в Каслфорде, и горничная; теперь у нее будет Дарне. Все, о чем она мечтала, именно в таком порядке. В глубине души я понимал, что это несправедливо, но мне было все равно.

— А почему ты меня спрашиваешь? — сказал я. — Спроси моих родителей. Спроси Альту. Почему тебя так заботит мое мнение?

— Потому что…

Но я не желал слышать ответ. Прошел через арку и очутился в зале с высокими стенами и без крыши. Встав в его конце, постарался дышать как можно медленнее, сосредоточившись на том, что видел перед собой: розах, увивавших стены, широком бордюре из замшелых камней, невысокой граве. Кто-то присматривал за замком, внезапно понял я: это был садик, не просто руины. Странно, учитывая, какое запустение царило в остальных владениях лорда Арчимбольта.

— Эмметт, поговори со мной. Что случилось? Если ты не хочешь…

— Прошу тебя, не женись на ней, — выпалил я и закрыл лицо руками.

— Хорошо.

Я услышал его ответ и растерялся, не понимая, почему он это сказал.

— Прости, — выдавил я с трудом: в горле застрял болезненный ком. — Нет, конечно же женись на ней, я просто… я… не знаю, что со мной, я сморозил глупость, не выспался, вот и все. Забудь. Я не то хотел сказать.

Он взял меня за руку и развернул к себе лицом.

А потом поцеловал.

Часы пробили шесть. Я знал, что бой доносится с конюшни Нового дома почти в миле отсюда, но теплый воздух был таким неподвижным, что было полное ощущение: часы бьют на противоположном берегу рва. Через несколько секунд бой повторился — еще шесть ударов — и в этот раз мне показалось, что время замедлило ход. Никогда прежде я не ощущал такой тишины и покоя; все замерло, лишь слегка подрагивала зеркальная водная гладь, когда из воды на миг выныривала рыбешка. Птицы внезапно начинали петь и так же внезапно замолкали. Солнце опустилось за деревья на холме, но еще даже не смеркалось; сегодня был самый длинный день в году, до темноты оставалось еще несколько часов.

— Эмметт?

Я оглянулся. В полуразрушенном дверном проеме стоял Дарне. Он перепутал пуговицы, когда застегивал рубашку, и один край свисал ниже другого. Я раскрыл рот, чтобы заговорить, но мог лишь улыбаться.

— Ты как, в порядке?

— Да.

— Хорошо. — Он указал на траву рядом с местом, где я сидел. — Не возражаешь?

— Нет, садись.