— Пойдем. Еще увидимся, Альта, — сказал он громче, и мы, не сговариваясь, повернулись и бросились к воротам наперегонки, толкаясь локтями; каждый хотел первым открыть засов. Когда ворота за нами захлопнулись, мы побежали дальше, хихикая, как дети.
— Нехорошо это, — сказал он наконец, выбившись из сил.
— Да уж. Хочешь, вернемся?
— Нет. — Мы переглянулись и побежали быстрее. Клякса прыгала вокруг и восторженно лаяла, решив, что это игра.
Мы нырнули в арку и очутились за каменной стеной разрушенного замка, где никто не мог нас увидеть. Там мы наконец смогли дотронуться друг до друга, и все перестало существовать, кроме прикосновений его губ, рук и кожи.
После мы лежали в тишине, и он вдруг спросил:
— А почему ты раньше так меня презирал?
— Ты был таким… надменным. Настоящий лорд.
Он засмеялся. Лежал на спине, затенив глаза рукой от солнца. Потом с улыбкой перевернулся набок, чтобы видеть меня.
— Прости. Никогда не слышал, чтобы это слово произносили с такой ненавистью.
— Ты должен понимать, о чем я. Ты стоял там с таким видом, будто эти развалины принадлежат одному тебе. — Мне не хотелось шевелиться, и я указал плечом в сторону двора с колодцем.
— Они действительно принадлежат мне. То есть почти.
Я приподнялся и сел, прислонившись к стене спиной.
У моих ног росла ромашка; я сорвал ее и стал выдергивать лепестки, как Альта, когда играла в «любит-не-любит».
— Твой дед обманом завладел этими землями, а раньше они принадлежали моему деду, — заметил я. — Слыхал об этом? Лес, где я, по твоему мнению, незаконно отлавливаю кроликов, на самом деле когда-то был нашим. Но твой дед нанял адвокатов и поклялся, что эти угодья всегда принадлежали Арчимбольтам.
За стеной залаяла Клякса. Мы отпрянули друг от друга, я принялся поспешно застегивать рубашку, но через миг Клякса снова притихла. Люциан лег на траву.
— Лягушки, — промолвил он. — Нет, я об этом не знал.
— А потом ты стал увиваться за Альтой, как господин, решивший воспользоваться правом первой ночи. В тот день, когда ты ее спас, мой отец чуть ли не в ноги тебе кланялся.
— Но я спас ей жизнь!
— Я тоже там был. И если бы тебя там не оказалось, сам бы спас ее.
— Если бы меня там не оказалось, — проговорил Люциан, — она бы не вышла на лед.
— Так ты знаешь?
— Она сама призналась.
Я раздавил ощипанную ромашку большим пальцем. Ох, Альта. Считает себя такой хитрой, а сама взяла и раскрыла перед ним все карты.
— Зря она это сделала.
— Эмметт… — Он потянулся ко мне, но я не пошевелился. — Ты же знаешь, что я ее не обижу?
— А если она узнает о нас? Что тогда будет?
— Я тогда не шутил про предложение руки. Скажи лишь слово, и я женюсь на ней, — проговорил он очень тихо.
Я потер лицо, словно стирал грязное пятно.
Он перекатился набок и принялся рассматривать пушистый мох, наросший на камнях у основания стены. По камню полз муравей; Люциан вытянул палец, и муравей перебрался ему на руку.
— А что ты думаешь по поводу того, чтобы стать моим секретарем? О деньгах даже не думай. Скопишь Альте на приданое.
Я не ответил. Он смахнул муравья в траву.
— Прошу, Эмметт, подумай. Из тебя выйдет отличный советник, я даже не сомневаюсь. Крестьянская смекалка и чутье… ладно, ладно, молчу! — Я повалил его на землю, а он даже не сопротивлялся. Он поднял руку и погладил меня по голове, не глядя мне в глаза. — Пойдем ко мне сегодня, переночуешь в особняке. Когда вернешься домой, скажешь родителям, что я собеседовал тебя на должность управляющего.
Я отпустил его.
— Что?
— Всего на одну ночь. Или на несколько ночей. Прошу. Я пошлю письмо твоим родителям и все объясню.
— Не могу. Ты же знаешь. Нужно отцу помогать. Если не я, то кто…
— Неужели ты настолько незаменим?
Я сел. Солнце поднялось высоко; я и не заметил, как пролетело время.
— Такова жизнь на ферме, Люциан. Работа не ждет.
— Альта несколько недель болела. Неужели пару дней без тебя не обойдутся? Прошу, Эмметт.
Я поднялся на колени и принялся застегивать пуговицы на рубашке.
— Мне пора.
Он схватил меня за запястье.
— Когда мы втроем — ты, Альта и я, — невыносимо притворяться, что меня интересует только она.
Я посмотрел на него, а потом отвел взгляд. В зарослях глицинии над нашими головами раздался шорох, и несколько сливочно-белых лепестков с коричневой каймой оторвались и пролетели мимо. На том берегу беспечно закурлыкал сонный вяхирь; вдали заблеяли овцы и пробили часы.
— Хорошо, — ответил я.
Он потянул меня за руку, и я неохотно лег рядом.
Люциан улыбнулся. В тот самый момент я решил, что никогда не забуду, каким он был в тот день; как лежал, щурясь на солнце, с травинкой, приставшей к виску.
— Я знаю, почему ты меня ненавидел, — проговорил он. — Ты желал меня и боялся своего желания.
Комната Люциана в Новом доме находилась на самом верхнем этаже, в мансарде. Она была тесной, со скошенным потолком и маленьким чугунным камином, но из створчатого окна открывался вид на террасу и руины старого замка.