Перерождение феникса: Чужой изгнанник (СИ)

— Не-не-не! — покачал головой Рейчер. — Это исключительно моя работа. Моя комната. Я сам должен приводить её в порядок. К тому же, я так и не искупил перед тобой долг, а ты мне его ещё сильнее делаешь!

— Зачем долг? Я же это делаю не потому, что хочу что-то от тебя. Ты же мой друг!

Рейчер закусил нижнюю губу, но так ничего не сказал. Как он мог напрямик ей ответить, что он даже с огромной натяжкой считает её просто знакомой? Они не были друзьями, и никогда ими не станут. Люди проходят вместе через огонь, воду, холод и голод, прежде чем стать настоящими друзьями. А они просто случайно встретились. Вот и всё.

Прошло ещё полчаса гробового молчания. Рейчер полностью покончил со стульями и тумбочкой и теперь мучился с полом, задыхаясь в океане мусора. Под кроватью царил настоящий ад, и парень ощущал, что вот-вот потеряет сознание от недостатка кислорода. Голубка, словно прочитав мысли, поспешила открыть окно. Сама девочка занималась стенами, которые не хуже полов успели утонуть в пыли.

— Слушай, я могу попросить у тебя прощения? — наконец произнёс Рейчер, когда уборка почти подошла к концу. Язык предательски начал путаться, делая речь более невнятной.

Мысли о том, что он бросил несчастную Голубку в тот день, терзали парня по сей день. Она просто делала вид, что ей было всё равно, но он прекрасно знал — она только притворялась. Она могла плакать, чувствовать себя брошенной… да всё что угодно! Он ненавидел себя за тот поступок, а теперь так стыдно просить прощения, когда он только и мечтал об этом. Но и не это было главное, за что он стыдился перед этой непорочной девочкой.

— Ты и сама прекрасно понимаешь почему! — огрызнулся Рейчер, когда прочитал в её голубых глазах немой вопрос. Затем вновь наступило неловкое молчание, и владелец чёрного амулета слегка покраснел, касаясь ладонью своей шеи. — Просто… если бы не ты, я бы давно сделал какую-нибудь глупость, о которой бы всю жизнь жалел. В их списке как раз есть и суицид.

— За что мне прощать тебя?

— Да, ты права. Я действительно ничего пока такого не сделал для тебя, чтобы заслужить это. Я и так слишком много напортачил. Но я правда очень хочу исправиться…

— Нет, я совсем не про это. Я имела в виду, что ты же ничего не сделал. За что мне прощать тебя, когда ты даже ни в чём не провинился.

Рейчер и Голубка одновременно подавили в себе смешок. Пока парень собирался с мыслями, девочка начала протирать окно сухой и последней чистой тряпкой из всей получившейся грязной кучи.

— В общем, ты и сама прекрасно знаешь, что я немного… как сказать… был не в себе. Я вёл себя, как самая последняя свинья, а ты это мало того, что терпела, так ещё и жизнь мне спасала. И я ещё хотел сказать, что твоя история… она действительно ужасна. Ты столько всего пережила… — Рейчер встал с пола, утирая со лба пот. — Ни один нормальный человек бы не выдержал, а ты прямо… молодец! Я даже представить не могу, что на тебя навалилось бед намного больше, чем на большинство людей за всю жизнь, и ты продолжаешь жить.

— Я ничего такого не сделала, — Голубка отвела взгляд в сторону. — Просто ты напоминал мне меня же… я тоже думала о суициде. Но продолжила жить ради него.

Последнее предложение было довольно тихим, но Рейчер смог уловить его, пусть и с большим трудом. Едва проглотив ком в горле, парень начал собирать тряпки в одно место, путаясь в своих мыслях. Маленькая девочка хотела покончить жизнь самоубийством… только от этого заключения становилось очень тошно. А всего некоторое время назад он, обезумевший от горя, был не лучше. «Господи, что творит с нами жизнь!»

Голубка уже тоже хотела начать собирать тряпки, но её взгляд приковался к фотографии, лежащей на столе. Снимок показался ей очень зловещим, и она даже вскрикнула от увиденного. Рейчер без лишних слов подошёл к девочке и забрал злопамятную куклу.

— Это ч-что? — пролепетала владелица белого амулета.

— Просто ерунда. Не волнуйся, это фотография — всего лишь фотография. Пусть и пугающая. — «Пусть она и вызывает у меня галлюцинации».

— А что написано на обратной стороне?

— Что?

Рейчер развернул фотографию чистым листом к себе. В самом уголку каллиграфическим почерком были выведены с завитушками слова, которых точно не было здесь, когда парень демонстрировал снимок Кошке. «Тебе здесь точно не рады. Убирайся отсюда или ты станешь марионеткой в руках магии, как это было с Лавровыми».

Он чувствовал боль и страх. Страх. Тот страх, который заставляет людей идти на сумасшедшие поступки, лишь бы спасти свою никчёмную жизнь. Но сейчас путы, связывающие его, до крови истёрли кожу, а ремни, держащие шею, чуть ли не душили.

Краем глаза он видел множество людей, смотрящих на него, как на клоуна. Для них это издевательство было всего лишь представлением. Кто-то не сдерживал улыбки, кому-то было тошно от номера, но в любом случае все они выглядели как настоящие зрители. Их было не меньше дюжины, но никто даже не думал помочь.