Перерождение феникса: Чужой изгнанник (СИ)

Фальшиво. Владелец чёрного амулета хотел скрыть за своей улыбкой всю боль, режущую тупым ножом всё его сердце. Хотел прыгнуть на шею Вадиму и зарыться лицом в его одежду, вдыхая снова его запах. Такой привычный и узнаваемый до сумасшествия… Вадим был единственным, кто смог дать мальчишке опору и не упасть в волну безумия приюта, а теперь эта опора медленно, но верно пропадает из-под ног, оставляя после себя страшную от неизвестности пустоту. А что дальше будет за этой пустотой? Родной, но в то же время и незнакомый дом. Вещи, которые он может и никогда уже не вспомнить… а что делать с друзьями? Когда он увидит их, то не будет знать даже имени, что уже говорить о дате рождения, о привычках, о любимых занятиях, фобиях и других мелочах, которые наизусть должны знать настоящие друзья? Он опозорится перед всеми своей проклятой амнезией, а шанс того, что он вспомнит прошлое, начинает сходить на нет.

Молодой мужчина, Николай Борисович, показался Рейчеру противным человеком с чёрными глазками, как у крысы. Как ни крути, но парень не хотел признавать в нём своего родного отца, хотя сходства в лице и телосложении были заметны. Николай Лавров всё время с подозрением озирался по сторонам, будто совершал что-то противозаконное, его руки от чего-то дрожали. И Рейчер хотел бы бросить всё и прижаться к Вадиму, но гордость не позволяла.

И вот — они сели в чёрную машину. Владелец амулета собаки в последний раз взглянул на Вадима через окно, и автомобиль тронулся с места. В груди что-то ёкнуло, и Рейчер едва сдерживался, чтобы не закричать, сам не зная от чего. От ужаса, ненависти, одиночества, грусти, волнения… Иногда парень косо смотрел на своего отца и пытался начать разговор, но как только он уже открывал рот, то сразу передумывал. Это было отвратительно и невыносимо.

За окном мелькали огни города. Рейчер был, слабо говоря, удивлён неописуемой великолепности того, что предстало перед ним: высоченные постройки с бесконечным количеством этажей, креативные дома, разукрашенные всякими мастерами-художниками, постоянная ярость, излучаемая от пёстрых цветов вывесок, рекламных щитов да и самих дорог со светофорами и дорожными знаками. На окраине города такие живописные архитектуры были видны только в телевизоре и в журналах, и то крупицами, а тут всё и сразу. Там, где Рейчер жил раньше, были скудные домишки с маленькими садиками… И вся эта прелесть была совершенно обычна людям. Всякие парки с развлечениями, нескончаемые идеи того, куда можно было бы сходить… Каждый угол кишел новыми идеями того, что можно было сделать!

Машина плавно свернула в маленький проём, ведущий во двор. Теперь перед парнем предстал целый лабиринт из домов, но только здесь, в отличие от проспекта, было даже слишком тихо.

— Приехали, Эрик, — попытался улыбнуться отец.

«Эрик? — спросил самого себя мальчишка. — Эрик — это моё прошлое, которое я уже никогда не смогу обрести. Он стёрся из моей памяти навечно… А я Рейчер. Но кому интересно то, кем я являюсь сейчас? Все видят во мне Эрика. Ну и отлично! Ведь это же и есть я, только немножечко подзабыл самого себя.»

Внезапно отец стал играть роль жизнерадостной личности, которая долгое время не видела своего сына. Вот только именно, что играл. Рейчер сразу понял, за кого его держат — за тупого барана с амнезией, как будто вместе с памятью отшибло ещё и мозги. Но он надеялся, что ему хоть разжуют то, что с ним случилось на самом деле.

Отец и сын вошли в один из подъездов и, поднявшись на нужный этаж, открыли дверь, ведущую в квартиру. Была она довольно просторной и чем-то даже уютной. В нос сразу впился домашний запах, к которому Рейчеру надо было ещё привыкать и привыкать. Парень попытался вспомнить все уроки хороших манер, которые ему рассказывал Вадим, но из памяти всё разом стёрлось. И на миг мальчишке показалось, что у него начинается новый приступ амнезии, но пока ограничилось только этим.

— Твоя комната находится в конце коридора, если не помнишь… — заикаясь, сказал Николай Борисович, указывая на нужную дверь. — Пока побудь там, там больше всего твоих вещей. Может, вспомнишь что-нибудь…

— А где моя мама? — поинтересовался Рейчер, чувствуя, как предательски дрожит его голос. — Она же…

— Мертва, — закончил папа отчего-то твёрдым голосом, будто они обсуждали какие-то уроки. — Мне очень… тяжело говорить об этом.